Теоретические основы естественного интеллекта

Конструкция мозга

Игорь Иванович Банников

В истории цивилизации, на протяжении тысяч лет, разум человека всегда был исключительно инструментом познания внешнего мира и только в последние столетия он сам стал объектом исследования и началось систематическое изучение работы мозга, со слабой надеждой когда-либо решить основные проблемы интеллекта. К сожалению, несмотря на накопленный за это время фактический материал, несмотря на активное развитие нейробиологии и бесчисленные работы по психологии, успехи в решении психофизиологической задачи, связывающей эти два направления в общем понимании деятельности интеллекта человека, более чем скромные. Разнообразные теории отдельных функций мозга – сознания и “бессознательного”, эмоций, сна, речи, памяти и т.п., практически ничего не дают для понимания принципов работы интеллекта. Кроме того, серьезным тормозом при решении психофизиологической проблемы служит привычное, бытовое представление о безграничной пропасти между разумом человека и остальным животным миром. По различным причинам, проблема разработки общей теории естественного интеллекта (ЕИ) никогда серьезно не ставилась и такие, широко принятые понятия как “сознание”, “эмоции”, “смысл”, “понимание”, “мысль”, “интуиция” и т.п., не имея никакого материального, физиологического содержания, до сих пор воспринимаются только как психологическая данность.

В настоящее время, при изучении деятельности головного мозга, применяется множество различных научных подходов и методов, за исключением одного. Мозг представляет собой величайшее творение Природы и было бы вполне естественно попытаться использовать аналогичный природному, конструкторский или, точнее, биоинженерный метод, основной принцип которого, в отношении проблемы интеллекта, состоит в том, чтобы понять, в первую очередь, не то “что есть”, а то “что должно быть”. Необходимо определить, каким должен быть ЕИ, чтобы он мог исполнять свое главное природное назначение, какие структуры требуются для этого, каковы должны быть свойства таких структур и условия их активности, а также найти точное, логически обоснованное место для всех основных функций головного мозга. При подобном подходе, не снижая требований к полноте представления проблемы и не выходя за рамки фактических данных, требуется некоторая разумная степень отвлечения от несущественных, технологических сторон явления. Как принято в научно-инженерной практике, для этого необходимо сформулировать главную цель (назначение) ЕИ, принципы его взаимодействия с внешней и внутренней средой организма и определить основные условия активности мозга. Затем, используя принятые условия как аксиомы, найти объяснения различных сторон деятельности интеллекта, при котором решение психофизиологической задачи превращается в своеобразное “доказательство теоремы”.

Предварительно кратко изложим основные, исходные представления о проблеме ЕИ.

Естественный интеллект, по своему определению, абсолютно материален и законы его деятельности должны быть едиными для всех живых организмов, начиная от простого поведения животных, интеллект которых, в процессе филогенеза, оказался распределен по некоторой “шкале разумности”, и кончая высшими психическими функциями человека.

Чтобы быть полезной любая содержательная теория должна обладать определенной полнотой и связностью, то есть, в рамках рассматриваемой теоретической конструкции ЕИ, необходимо дать содержательное определение всем основным явлениям, связанным с главным назначением разума.

Главное функциональное назначение ЕИ – это выживание конкретного вида животных в условиях сложной, динамичной среды обитания. Это же положение полностью относится и к человеку, интеллектуальные возможности которого являются специфически развитой частью, “бесплатным приложением” к своей главной функции. (Но это именно тот редкий случай, когда “часть” всегда считала и продолжает считать себя неизмеримо больше “целого”.)

Существуют две основные формы деятельности ЕИ – перцептивное, предметно-образное мышление, свойственное всем относительно развитым видам животных, в том числе и человеку, и вербальное (словесное, понятийное) мышление, характерное только для человека, но которое обязано естественным образом вытекать из общих законов перцептивного разума.

Часть 1

Перцептивное мышление

1.1. Приступая к изложению “конструкторского” решения проблемы разума, предварительно остановимся на некоторых вопросах общего характера, в числе которых на первом месте стоит среда обитания животного или, другими словами, его внешняя информационная среда.

В настоящее время не вызывает сомнений, что внешняя среда является одним из главных факторов формирования интеллекта и от ее сложности, в конечном счёте, зависят адаптивные свойства психики и, соответственно, объем жизненного пространства каждого конкретного вида животных. Реальный объем среды обитания зависит, в основном, от диапазона восприятия внешней информации живыми организмами, которые, в целом, можно отнести к сложнейшим из известных в настоящее время видов природных информационных систем.

Восприятие среды сложными системами определяют два основных момента – способ выделения из общего потока информации необходимых данных по содержанию и характер представления их в памяти системы.

В отношении содержания информации рассмотрим три способа восприятия.

Первый способ – это восприятие информации с фиксированным характером содержания.

В этом случае источники информации – сенсоры, рецепторы или датчики и приёмники информации связаны специальными каналами внутрисистемной связи, по которым поступает информация строго определённого характера (модальности). Использование информации с четко фиксированным смысловым содержанием предполагает специальные жёсткие “правила” (алгоритмы) анализа и употребления информации, заложенные либо в генетическую структуру организма, либо в конструкцию – аппаратные и программные средства технической системы. Начиная с некоторого уровня сложности системы, “правила” становятся содержательнее, сложнее самой передаваемой информации, и это служит естественным ограничением применимости данного принципа.

Следующий крайний случай, т.е. восприятие произвольной, индифферентной информации, без ограничения по смысловому содержанию, означает полное безразличие системы к содержанию информации. Это обстоятельство делает невозможным формирование системой своих внутренних целей и движущих мотивов. Кроме того, восприятие системой произвольной информации требует бесконечного множества ключевых признаков (идентификаторов) для дешифрации входной информации и бесконечного объема памяти для их постоянного хранения.

Следовательно, единственно возможный вариант для ЕИ, – это восприятие информации с монотонно нарастающим внутренним смысловым содержанием. Нарастающее содержание воспринимаемой информации возможно только в том случае, если ключевыми признаками для восприятия служат генетически заданная или ранее воспринятая информация, либо их изоморфные преобразования.

Восприятие, при котором отбор внешней информации производится не по кодовым признакам, а по характеру содержания, принято считать ассоциативным. Так как ассоциативная информация сама является “ключом” для последующего восприятия, то она должна быть представлена в структурах головного мозга в виде множества целостных (голографических) отображений ситуаций с максимально возможной, для каждого вида животных и каждого уровня развития организма, подробностью. Далее подобные голографические отображения внешней информации в структурах мозга будем называть содержательными моделями ситуаций. В психологической практике применяются также близкие по смыслу понятия – “образ”, “энграмма”, “pattern” или “gestalt”.

Ассоциативная память ЕИ представляет собой массив распределённой в некотором объёме перцептивных зон мозга безадресной информации, в определенной степени совпадающей (сопряженной) по содержанию с внешними ситуациями, которую после восприятия уже невозможно извлечь из памяти и переслать куда-либо, так как ключом для опознания (идентификации) информации служит она сама. В дальнейшем мы увидим, что для нормальной деятельности ЕИ вообще нет никакой необходимости в каких-либо перемещениях перцептивной информации в структурах мозга.

Упрощенную аналогию ассоциативной голографической памяти можно представить следующим образом.

На лист бумаги нанесем определённым цветом точечное изображение какого-либо объекта. Если немного изменить цвет, размеры и форму пятен, взаимную ориентацию базовых элементов, то на этот же лист можно нанести множество вполне различимых точечных изображений. Если теперь добавить к нашей плоской аналогии третье измерение, заменить цветные точки активными импульсными пороговыми элементами и связать их в единую сеть со всеми сенсорными и рецепторными системами организма, то можно получить структуру, которая могла бы служить физической основой ассоциативной памяти ЕИ.

Первое основное условие деятельности интеллекта – “условие целостности”, формулируется следующим образом:

процессы перцептивного (образного) мышления происходят на уровне содержательных моделей в структурах мозга, обладающих свойствами одномоментного, параллельного восприятия пространственно распределённой внешней и внутренней информации различной модальности.

1.2. Далее, при анализе деятельности ЕИ, могут оказаться полезными некоторые математические знания по теории векторных пространств и теории множеств, из которых будут использованы только специальные математические термины и их содержательные (образные) представления, определенным образом интерпретированные, применительно к проблеме ЕИ.

Каждая перцептивная модель реальной ситуации обладает специфическим набором независимых друг от друга существенных (релевантных) признаков. В терминах пространственных представлений, “независимость” означает отсутствие взаимной проекции признаков моделей (ортогональность) и, следовательно, каждому такому признаку модели может быть сопоставлена определённая координата в некотором многомерном пространстве, которое в дальнейшем будем называть пространством перцептивной памяти – Memory-space или, короче, М-пространством.

Модели размещены в реальном физическом веществе мозга и потому величина каждой координаты может быть задана в ограниченном диапазоне значений специфических состояний нейронного субстрата и имеет некоторую максимально возможную величину – “норму”. Следовательно, М-пространство является нормированным, и для него могут быть определены основные свойства таких пространств – метрика, сепарабельность, связность, конформность, каждое из которых, применительно к проблеме ЕИ, имеет вполне определённый смысл.

В метрическом пространстве, каждой модели, с уникальным набором координат-признаков, соответствует свой уникальный вектор и единственная точка. Кроме того, малые изменения отдельных координат модели приводят к малым изменениям ее вектора и к малым перемещениям точки модели в М-пространстве.

Сепарабельность – это свойство такого пространства, для бесконечного множества элементов которого может быть задан “счетный скелет”, то есть некоторая конечная система “центров тяжести”, вокруг которых группируются отдельные классы близких по параметрам элементов. Сепарабельность приводит к тому, что все множество элементов М-пространства может быть разделено на отдельные подмножества моделей, “похожих” по определённым признакам.

Конформность означает, что общий объём, заданный некоторым множеством моделей в М-пространстве, может произвольным образом, без разрывов, деформироваться – увеличиваться или сжиматься, в целом или своими отдельными локальными частями, в соответствии с динамикой изменения структуры исходного множества.

Связность предполагает, что множество моделей М-пространства представляет собой либо единую унитарную структуру – в случае односвязности, либо, в случае многосвязности, распадается, по каким-то вполне определенным признакам, на отдельные, пересекающиеся или в разной степени обособленные, подмножества.

Все эти пространственно-математические качества полного множества моделей М-пространства прямо связаны с основными функциональными свойствами ЕИ.

На клеточном, нейрофизиологическом уровне, любая точка М-пространства является математической сверткой (функционалом) параметров состояния связного множества (ансамбля) нейронов, аксонов и синаптических переходов. На начальных этапах онтогенеза, множество исходных генетических моделей образует в М-пространстве первичные области врожденных, генетических “знаний” организма, окружённые “информационным вакуумом”, где любые изменения содержания воспринимаемой информации приводят к изменению координат сопряженных моделей, их векторов и к смещению соответствующих им точек.

И наоборот (!) – любое преобразование (трансформация) моделей в М-пространстве, то есть в веществе перцептивной памяти ЕИ, означает изменение их информационного содержания. Это простое и совершенно очевидное, с точки зрения математики, обстоятельство играет решающую роль в появлении и развитии интеллекта.

Помимо множества частных признаков, каждой модели соответствует обобщённый параметр – “реальность” (Re), представляющий собой вероятность того, что данная перцептивная модель является точным отображением некоторой реальной ситуации. На клеточном уровне, мера реальности определяется прочностью памятных следов голограммы модели и может изменяться в ограниченном диапазоне значений от “абсолютного незнания” (Re=0) до “полной достоверности” (Re=1).

Сделаем еще один пространственный переход, – поместим все модели области знаний организма на некоторую гиперплоскость и сопоставим каждой модели ее меру реальности. Возникнет потенциальный рельеф реальностей относительно исходного начального уровня – плоскости “незнания” – нечто вроде щётки, где длина каждой “щетинки” определяется мерой реальности соответствующей модели. Пространство реальностей (R-пространство) обобщенно характеризует текущее состояние области перцептивных знаний организма.

Таким образом, несмотря на пространственную локализацию отдельных воспринимающих структур в зонах “перцептивной проекции” мозга (зрительная зона, слуховая, тактильная и т.п.), ЕИ, в соответствии с условием целостности, в каждый момент активного состояния организма, воспринимает информацию различной модальности как единое целое, в виде общей модели текущей ситуации – паттерна.

1.3. Несколько слов необходимо сказать по поводу представления информации в формирующих, проводящих и воспринимающих структурах ЕИ.

Как известно, для непосредственной передачи и обработки аналоговых данных, составляющих большую часть внешней и внутренней информации организма, никаких достаточно надежных систем не существует. Наиболее доступный для биологической реализации способ представления и передачи аналоговой информации это – частотно-импульсное кодирование, при котором величина сигнала любой модальности формируется и передаётся по каналам связи в дискретной форме, в виде некоторой частоты коротких стандартных импульсов, имеющих электрическую природу.

Для дешифрации частотно-кодированной информации необходима единая тактовая частота, роль которой исполняет один из биоритмов мозга. За время одного такта импульсные сигналы множества активных в данный момент рецепторов, проходя через свои аксоны, накапливаются в сопряженных с ними нейронах и формируют когерентную синаптическую активность ограниченного множества (ансамбля) нейронов текущего восприятия, фазированную с частотой тактового ритма мозга. При таком способе дешифрации входной информации, начальные установки и диапазоны изменения передаваемых сигналов не имеют точной “привязки” к опорным константам и носят нестабильный, плавающий характер. Поэтому часто требуется значительное время для статистической настройки параметров систем восприятия информации ЕИ на величину диапазона реальных сигналов. (Всем хорошо знакомо явление довольно длительной адаптации зрения при переходе из светлого помещения в тёмное и обратно.)

Прохождение импульсов в проводящих путях мозга определяет второе условие деятельности ЕИ – “условие проводимости”, которое может быть сформулировано следующим образом:

проводящие каналы, пороговые и коммутирующие элементы ЕИ должны обладать односторонней проводимостью дискретных сигналов с полной компенсацией внутренних потерь, обеспечивающей стабильный уровень импульсной информации.

Асинхронная импульсная активность сенсорно-рецептивных систем организма собирается по сетям периферийной нервной системы в перцептивных отделах головного мозга и формирует спонтанную, “шумовую” активность нейронов. Система многоуровнего “стохастического рассеяния”, через дивергентные и конвергентные связи, распределяет случайным образом информацию определенной модальности по объему ассоциативной памяти и активируют в ней общую голограмму текущей ситуации. На фоне хаотической, шумовой импульсации мозга, восприятие ситуации проявляется в виде когерентной активности ограниченного множества (клеточного ансамбля) нейронов, уникальным образом распределенного в структурах перцептивных отделов мозга.

1.4. Перейдем теперь к следующим условиям деятельности ЕИ.

В любой реальной сложной системе, наряду с процессами самоорганизации и упорядочения, существуют деструктивные, неуправляемые процессы, которые определяют качественные параметры системы. В структурах ЕИ они проявляются в виде внутренних шумов, внешних сенсорных помех, спонтанной активности и в форме любых других бессодержательных процессов, которые задают для памяти ЕИ нижнюю границу порога восприятия информации. Иначе говоря, минимальный уровень реальности моделей воспринимаемых ситуаций должен быть выше уровня шумовой активности мозга.

Спектральные характеристики сенсорных и рецепторных систем организма – полосы пропускания зрительных и слуховых каналов, диапазоны восприятия тактильных, вкусовых рецепторов и т.п., – генетически приспособлены к условиям жизни животного и слабо меняются на протяжении всей его жизни. С момента рождения на организм обрушивается лавина потенциально воспринимаемой информации. Чтобы эффективно ориентироваться в среде обитания, необходимо уметь выделять из общего информационного хаоса полезные для организма данные и избегать избыточной информации, не нужной для жизни вообще или на данном уровне развития животного.

Третье условие деятельности ЕИ – “условие связности”, которое обеспечивает естественную фильтрацию сенсорной информации, определяется принципом ассоциативного восприятия и формулируется следующим образом:

перцептивные отделы головного мозга воспринимают только такую информацию, которая в той или иной степени совпадает (сопрягается) с информацией, уже имеющейся в памяти организма.

Другими словами, воспринимаемые ситуации должны совпадать с какими-либо моделями ассоциативной памяти, имеющими реальность не ниже порога восприятия и являющихся идентификаторами (ключами) для внешней информации. Восприятие текущей ситуации вызывает когерентное возбуждение сопряжённой модели памяти и, в результате “закрепления” модели, контрастность ее голограммы возрастает. Реальность внешнего мира, по аналогии с химической (не цифровой) фотографией, “проявляется” для организма постепенно, в процессе многократного восприятия сопряжённой информации, и также постепенно, в различных зонах памяти ЕИ, формируется область перцептивных знаний животного.

Возбуждение моделей памяти ЕИ, при восприятии текущей информации, тесно связано с “перцептивным сознанием” организма, определение которого будет дано позднее. Вся остальная пропущенная сенсорными системами несопряжённая информация минует сознание организма, не оставляя никаких устойчивых следов в памяти. Первичными очагами познания, вокруг которых группируются модели воспринимаемых ситуаций, служит наследственная, генетическая информация.

1.5. Возникает естественный вопрос, – каким же образом происходит процесс расширенного познания внешнего мира (когнитивный процесс), если организм воспринимает только такую информацию, которая в том или ином виде уже существует в его памяти? Ответить на него позволяет четвертое условие статистической активности ЕИ – “условие трансформации”, которое относится к прогностической функции мозга и формулируется следующим образом:

в результате специфических импульсных процессов, происходящих в структурах мозга, содержащих пространственную информацию, отдельные перцептивные модели памяти могут подвергаться спонтанной дифференциальной модификации (трансформации) различной степени глубины.

Такими структурами являются, в первую очередь, зрительные зоны мозга, а также другие зоны, обеспечивающие организму пространственное восприятие внешней среды.

В традиционном понимании, прогноз – это довольно сложная комбинация аналитических и математических процедур, которые никаким образом не сочетаются с физиологией мозга. Но если под прогнозом понимать экстраполяцию текущей ситуации на ближайшее будущее, то есть естественную связность последовательности реальных ситуаций, то подобная возможность определяется свойствами голографической памяти ЕИ.

Из анатомических исследований известно, что зрительно-ассоциативные зоны головного мозга представляют собой плотную клеточную структуру, состоящую из активных импульсных пороговых элементов – нейронов, связанных друг с другом через дендриты и синапсы в сложную, нерегулярную сеть, в пространство которой включены также подвижные глиальные клетки. Голограмма каждой модели представляет собой мозаичный “узор” из модифицированного нейронного субстрата, уникальным образом распределённый в структурах перцептивных зон мозга. Голографический “узор” не полностью изолирован от окружающей среды, поэтому, под влиянием специального, высокоамплитудного ритма мозга, возникает процесс неуправляемого переноса (диффузия) элементов голограмм в структуру окружающего вещества. Диффузия приводит к появлению вблизи исходной голограммы дифференциального (различимого) множества искаженных голограмм, составляющих связные множества (ансамбли) вторичных моделей, каждая из которых, в свою очередь, может стать источником следующих трансформаций.

В соответствии с условием проводимости, трансформация голограмм происходит в сторону уменьшения контраста (градиента) до уровня реальности моделей окружающего фона. Наибольшими возможностями для трансформации обладают модели с высоким градиентом контрастности голограмм, то есть наиболее реальные модели, размещенные на границе области перцептивных знаний организма.

Деформация голограмм, т.е. изменение (трансформация) координат первичных моделей, означает некоторое изменение их информационного содержания. Среди множества вторичных моделей-вариаций, могут оказаться модели полезной, “конструктивной” трансформации, которые имеют вполне реальный физический смысл для вероятных будущих состояний внешней среды организма. Эти модели включаются в область воспринимаемой информации, после чего перцептивное познание становится расширяющимся процессом, в котором часть вновь сформированных моделей оказывается в разной степени сопряженной с ранее не воспринимаемыми ситуациями внешней среды.

Параллельно с трансформацией моделей, в структурах мозга происходит встречный процесс спонтанного разрушения начальных, недостаточно прочных синаптических контактов и случайных элементных спаек, то есть естественный распад связи между нейронами голограмм (“клеточная эрозия”), который в одинаковой степени разрушает любые вновь сформированные модели. Но если модели реальных ситуаций, в дальнейшем, при очередном восприятии, восстанавливают свою реальность, то контрастность голограмм неконструктивных, бессмысленных для организма моделей, а также моделей редких, нерегулярных ситуаций, постепенно понижается до уровня шумов, что равносильно их “забыванию”. За счёт очистки памяти ЕИ от пустых, бессмысленных и маловероятных вариаций, происходит минимизация множества моделей. Внутри ансамблей остаются только относительно реальные модели, связанные между собой, через внешнюю среду, естественными отношениями.

Необходимо подчеркнуть одно обстоятельство, исключительно важное для формирования нарастающего объема перцептивных знаний организма – любая степень регулярности сетевой структуры памяти нарушает равновероятный характер деформации координат моделей. В общем потоке ограниченного ресурса трансформации, преимущественная деформация каких-либо координат, соответственно, уменьшает вероятность изменения остальных координат моделей и может привести к тому, что доля полезных вариаций окажется ниже нормы “естественного распада” и расширенное восприятие внешней среды (когнитивный процесс), в этом случае, становится невозможным. Поэтому такое принципиальное значение для развития ЕИ имеет нерегулярная, максимально случайная организация систем стохастического рассеяния (диссипации) информации по сетевым структурам перцептивных зон, которая позволяет также, на стадии эмбриогенеза, существенно экономить генетические ресурсы при построении нейронных сетей.

Диссипативные информационные системы, т.е. системы с рассеянием информации по замкнутому пространству перцептивной памяти, помимо своей высокой надежности хранения и использования информации – это единственно возможные в природе структуры, способные, при постоянном взаимодействии со средой обитания организма, к постепенному формированию и к последующему восприятию новых перцептивных знаний о внешнем мире. Основное, принципиальное условие при построении подобных систем состоит в том, чтобы конкретное содержание любого перцептивного элемента внешней и внутренней среды организма всегда поступало в строго определенную точку пространства памяти.

В своих экспериментах на живом мозге нейробиологи часто находят зоны “специализированных нейронов”, где, как они полагают, происходят различные виды ”обработки” зрительной информации – выделение границ, цветовых контрастов, прямых и кривых линий разной ориентации и т.п. То обстоятельство, что такие зоны относятся к индивидуальному мозгу и у другого животного подобные “специализированные нейроны” могут находиться в совершенно иных местах, обычно не принимается во внимание. Из всех этих экспериментов можно сделать только один содержательный вывод – в пространстве перцептивной памяти действительно существуют фиксированные точки восприятия некоторых конкретных элементов внешней среды.

Мнение, что мозг является устойством для обработки информации стало настолько общепринятым, что многим специалистам будет трудно примириться с очень простой мыслью, что мозг вообще не обрабатывает входную информацию, в инженерном смысле этих слов. Во первых, совершенно непонятно, каковы должны быть цель, принципы и механизмы такой обработки. Во вторых, чтобы обрабатывать рассеянную, дисперсную перцептивную информацию, необходимо подвести или подключить каким-то образом некоторое обрабатывающее устройство, с неизвестным алгоритмом работы, к каждой независимой точке бесконечномерного пространства памяти. Это невозможно в принципе. И третье, самое главное, – как будет показано далее, для нормальной деятельности мозга нет никакой необходимости в какой-бы то ни было логико-математической обработке информации. Давно ставшее привычным для популярных (и не только популярных) изданий, обозначение головного мозга как “биокомпьютера” носит чаще всего малокомпетентный, спекулятивный характер. Если исходить из предлагаемой концепции, то создание биоподобных компьютерных систем крайне затруднительно (если вообще возможно), так как основное назначение ЕИ состоит в обслуживании всех необходимых функциональных потребностей “тела” живого организма. Но на вопрос, какое “тело”, с многомиллионной внешней и внутренней сенсорикой, и какие собственные актуальные цели и потребности могут быть у обладателя искусcтвенного интеллекта (“киборга”), в настоящее время никакого внятного и содержательного ответа нет.

Так как в процессе трансформации моделей в памяти возникает существенный объем бесполезного “расходного” материала, то подобная форма памяти должна иметь исключительно срочный, оперативный и сравнительно кратковременный характер. По мере очистки памяти от информационного “мусора” и постепенного “проявления” полезной информации, в голограммах реальных, содержательных моделей должны происходить определенные структурные изменения, которые превращают оставшиеся модели в “долговременную” память организма в тех же точках М-пространства, где они появились, так как никакое перемещение дисперсной, пространственно распределенной информации в структурах мозга невозможно.

Из условия проводимости следует, что возбуждение восприятия передаётся от первичных, материнских моделей ансамблей к вторичным и никогда наоборот. Первичные модели ранних этапов развития ЕИ не могут поддерживать свою реальность за счёт активности вторичных моделей-вариаций, если они, по разным причинам, стали ненужными для организма.

1.6. Рассмотрим теперь центральный вопрос всей проблемы ЕИ, – каким образом головной мозг обеспечивает живому организму целенаправленное, внутренне мотивированное, “разумное” поведение? (Так как разум животных проявляется, в первую очередь, в их адекватном, то есть “разумном” внешнем поведении.)

В настоящее время принято считать, что главными мотивами, лежащими в основе механизмов поведения животных, являются внутренние физиологические потребности (состояния) организма, которые имеют свои специальные топологические представительства в проективных зонах головного мозга – центры “голода”, “жажды” и т.п., воспринимающие информацию о состоянии организма от его гормонально-вегетативных систем. Однако физиологические потребности представляют собой обобщённые состояния различных систем жизнеобеспечения организма и сами по себе не могут организовать необходимое предметное поведение животного.

Основная биологическая функция ЕИ – собственно то, ради чего появился разум, состоит в формировании конкретной, предметной внешней активности животного, направленной на удовлетворение актуальной потребности организма, в условиях вполне определённой реальной обстановки.

В соответствии с условием целостности выбор головным мозгом формы конкретного поведения животного определяется способностью ассоциативной памяти одновремённо и параллельно воспринимать и запоминать в виде единой голограммы информацию о внутренних состояниях организма и сопутствующих им внешних обстоятельствах. А также выбирать адекватный вариант поведения, используя при этом естественный и наиболее представительный параметр мозговой активности.

Так как все основные содержательные информационные процессы головного мозга проявляются в виде когерентной синаптической активности, то наиболее представительным параметром, для обобщенной оценки некоторой реальной ситуации, может служить величина интегральной синаптической активности (мощности) ансамбля моделей этой ситуации, сопровождаемая параллельным расходом специальных нейромедиаторов.

Синаптическая активность головного мозга проявляется в двух основных своих формах – спонтанной, определяемой случайным, шумовым характером поступающей в мозг несвязанной сенсорно-рецептивной импульсации, и когерентной, которая целиком зависит от восприятия текущей ситуации и подавляет спонтанную активность в зоне своего действия. По своей абсолютной величине (мощности) когерентная синаптическая активность зависит также от степени близости каждого ансамбля к ситуации восприятия и определяет его “актуальность”, то есть текущую значимость данного ансамбля для организма.

По величине синаптической активности, все множество ансамблей восприятия может быть распределено в некотором метрическом пространстве “активностей”, к которому применимо понятие “верхняя грань множества” (supremum). Естественно предположить, что в оперативном управлении поведением животного и всеми, связанными с ним, функциями организма принимает основное участие именно этот, единственный во всем воспринимаемом множестве актуальных моделей, ансамбль “верхней грани” или, иначе говоря, “доминантный” ансамбль.

Для надежного выделения доминантного ансамбля должен существовать некоторый разрыв по величине синаптической активности между ним и остальными ансамблями области восприятия, на величину не менее “порога актуальности”. Своеобразное “шумоподавление” происходит при взаимном торможении ансамблей, при котором, за счет “триггерного” эффекта, наиболее актуальному ансамблю легче оторваться, по уровню активности, от своих соседей и стать доминантным. Так как подобное явление имеет не столько содержательную, сколько техническую функцию, то его действие должно быть ограничено во времени и синаптическая активность ансамблей должна иметь динамический, “зарядно-разрядный” характер. То есть, в момент возбуждения, ансамбль восприятия получает ограниченный “заряд” активности, время “разряда” которого зависит от мощности ансамбля.

1.7. Динамичная внешняя среда требует от организма быстрой и точной реакции, для которой необходимо, чтобы в сферу текущего восприятия ситуации и управления внешней активностью животного было одновременно включено некоторое множество ансамблей, естественным образом связанных между собой через программы конкретного поведения.

Для организма наиболее оперативную информацию дает зрение, так как, при небольшой массе и инерции, а также благодаря своему шарнирному устройству, глазной аппарат имеет большой угол панорамного зрения и может обеспечить максимальный приток внешней пространственной информации за минимальное время. Полная область панорамного зрения может включать слишком много деталей, оценить существо и важность которых единовременно невозможно, поэтому общее поле зрения каждого глаза должно состоять из двух основных зон – сравнительно небольшой, центральной и остальной, периферийной.

Центральной зоне поля зрения соответствует доминантный ансамбль текущего восприятия, величина возбуждения которого имеет характер “синаптического заряда” и быстро снижается до порога актуальности, уступая место другому наиболее актуальному ансамблю, который, через цепи оперативного управления глазным аппаратом, фокусирует зрение на очередной существенной детали общей ситуации и получает при этом свою порцию “заряда”. Время удержания элемента ситуации в центре поля зрения определяется временем “разряда”, которое, в свою очередь, зависит от мощности и актуальности ансамбля моделей данного элемента. Под управлением динамической смены доминант, глаза совершают быстрые “прыжковые” (саккадические) сканирующие перемещения по наиболее содержательным, информативным элементам внешней ситуации и, вместе с сенсорной информацией других модальностей, обеспечивают максимальный приток информации для оперативного управления поведением животного.

Из принципа формирования зрительных паттернов следует, что разрешающая способность зрения зависит не только и не столько от числа светочувствительных клеток в сетчатке глаза, сколько от способности мозга активировать в зрительной памяти готовые, ранее накопленные и достаточно реальные элементы любой воспринимаемой ситуации. “Захватив” отдельные детали какого-либо объекта, мозг затем “дорисовывает” остальные элементы, выбирая их из своей зрительной памяти. Следовательно, для того чтобы “видеть” какой-либо объект, не обязательно смотреть и воспринимать этот объект реально – вполне достаточно физиологической активности, по любым причинам, голограммы подобного объекта. Такая активность определяется не только зрением, но может быть вызвана также определенными стадиями сна, наркотиками, различными галлюциногенными препаратами, бредовыми или экстатическими состояниями организма. Это свойство зрительной памяти лежит в основе бесчисленных случаев как индивидуальных, так и коллективных галлюцинаций, видений, “привидений”, “явлений” и т.п.

Но возможна и прямо противоположная ситуация – если элементы пространства зрительной памяти, необходимые для восприятия какого-либо объекта, не были сформированы, или если возбуждающие связи элементов некоторого объекта были искусственно заменены на тормозные, то человек, в буквальном смысле, на физиологическом уровне, не сможет воспринимать такие объекты. То есть будет смотреть на них “в упор” и не видеть.

Развитие нормального зрительного восприятия, как и некоторых других функций мозга, происходит в определенные оптимальные сроки с момента рождения, при нарушении которых возникают серьезные проблемы с формированием полноценного зрения. Так, в случае позднего восстановления зрительного тракта, после удаления катаракты обоих глаз, человек ничего кроме размытых цветовых пятен не воспринимает и вынужден заново “учиться” видеть, т.е. повторить процесс трансформации зрительных моделей, который обычно протекает на ранней, довербальной стадии развития ребенка и о котором исследователям, до настоящего времени, фактически ничего не известно. Клиническая практика показывает, что в подобных случаях “обучение” зрительному восприятию занимает месяцы и даже годы, но, из-за снижения интенсивности процесса трансформации зрительных структур в зрелом возрасте, а также из-за возможной занятости этих структур альтернативными моделям объемного восприятия внешнего мира, восстановить полноценное зрение не удается.

В психофизиологических исследованиях зрительного восприятия предпринимались попытки “обмануть” зрение за счет использовании различного рода зеркальных систем, переворачивающих внешний мир “вверх ногами”. Но через некоторое время, необходимое для формирования соответствующих “переворачивающих” координат М-пространства, нормальное, “вниз ногами” восприятие внешней среды восстанавливалось.

В процессе эволюции, зрение наземных, достаточно развитых, “вперед смотрящих” животных сформировалось в виде бинарных органов с синхронным движением обоих глаз, которые, как принято считать, по аналогии со стереофотографией, обеспечивают эффект объемности зрительного восприятия. В этой связи, необходимо отметить, что основой для объемного зрения является процесс трансформации моделей, в результате которого формируются ансамбли стереоперспективы. “Одноглазый” организм, с большими сложностями, но также объемно воспринимает внешний мир, как и “двуглазый”. Однако сдвоенный зрительный аппарат значительно расширяет поле зрения, усиливает объемность восприятия ближней зоны, необходимую для мануальной деятельности, и существенно увеличивает надежность этого важнейшего источника оперативной информации, но, из-за близости по содержанию потоков информации обоих глаз, создает специфическую проблему управления их движением.

Для исключения неопределенности в выделении доминантных зрительных ансамблей, центральная зона восприятия одного из глаз, должна быть установлена, на генетическом уровне, ведущей (доминантной) по отношению к аналогичной зоне другого глаза, и именно она, главным образом, управляет синхронным сканированием поля зрения.

Доминантная активность зрительной области, связанной с центральной зоной одного из глаз животного, управляет главным потоком оперативной информации, принимает непосредственное участие в организации “разумного” поведения животного и может быть определена, как верхний уровень “перцептивного сознания” организма.

Зрительная память представляет собой взаимно перемешанное скопление паттернов – нечто вроде хранилища мозаичных “слайдов”, и сознанию организма соответствует наиболее яркая “мозаика” текущего момента, сопряженная в моторной области со своей программой внешней активности.

Информация от обоих глаз частично перекрещивается и поступает параллельными потоками в зрительные зоны (“полосчатую” или “стриарную” кору) обоих полушарий мозга, где формируется узор, напоминающий отпечатки пальцев, каждая “полоска” которого связана со своим глазом. Перцептивным сознанием организма является когерентная активность полосок доминирующего глаза. Потоки информации обоих глаз близки по содержанию и синаптическая активность обеих центральных зон зрения практически одинакова, поэтому различные нарушения условий одновременной работы глаз не создают для перцептивного сознания организма серьезных проблем.

Если принудительно зафиксировать положение глаз, то через некоторое время, превышающее время полного “разряда” активности текущего ансамбля и при отсутствии очередного доминантного ансамбля, наступает слепота и организм теряет перцептивное сознание.

Асимметрия перцептивного сознания имеет важное последствие для развития поведенческих реакций организма, при котором одна из половин тела получает преимущественное физическое развитие. Наиболее очевидное следствие подобной асимметрии – это “право” и “леворукость” организма, которое отчетливо проявляется не только у человека, но также у обезьян и других высших животных. Возможны также и другие следствия асимметрии перцептивного сознания, такие как “толчковая” нога в решающем, заключительном прыжке, определенные предпочтительные позы защиты и нападения, наиболее “привычные” виды телодвижений и т.п.

Зрение, у большинства развитых животных, является основой перцептивного сознания, но, в соответствии с условием целостности, оно всегда дополняется остальной перцептивной информацией текущего момента, и эта информация может существенным образом влиять на поведение животного. Поэтому перцептивное сознание можно точнее определить, как доминантную активность зрительно-ассоциативных зон мозга. Если, в процессе филогенеза, зрение становилось неэффективным, его роль переходила к другим системам восприятия пространственной информации (слух, обоняние).

Естественное формирование области перцептивных знаний происходит под влиянием внешней среды и, в процессе фильтрации внешней информации и ее трансформации, в памяти ЕИ постепенно образуются различные по мощности ансамбли моделей. Если область текущего восприятия включает равновеликие маломощные ансамбли, то их общее синаптическое возбуждение имеет характер рассеянного “шума” и поведение животного носит малоактивный характер, определяемый “периферийным сознанием” организма.

Периферийное сознание, т.е. нижний уровень перцептивного сознания, представляет собой рассеянную, не доминантную активность множества перцептивных моделей, связанную с общим текущим восприятием внешней ситуации.

В периферийном сознании, при отсутствии актуальных ансамблей, организм находится в пассивном, полуосознанном, сноподобном состоянии. Но в любой момент, при изменении ситуации и появлении новой информации, один из ансамблей, преодолев порог сознания, становится доминантным и, активируя сопряженную с ним программу моторной области мозга, выводит организм из состояния пассивности. Нетрудно убедиться в этом, наблюдая за “дремлющей” собакой или кошкой. Это же свойство проявляется и у человека. Так, если искусственно ограничить приток внешней информации (например, неинтересное, бестолковое заседание или скучная, бессодержательная лекция), то перцептивное сознание человека, при снижении активности области восприятия до уровня среднерассеянной, начинает эпизодически отключаться, и появляется подавляющее состояние дремоты, для выхода из которого необходим определенный импульс актуальной информации.

1.8. Рассмотрим механизм формирования внешней двигательной активности животного, исходя из естественного принципа нарастающей сложности структуры его поведения.

В памяти организма хранится исходный генетический набор моделей наиболее вероятных ситуаций постнатального периода, сопряженных в моторной области ЕИ с программами элементарных двигательных актов. Врожденный ансамбль целевой ситуации, получая возбуждение с двух сторон – со стороны внешней среды и зоны проекции актуальной внутренней потребности, становится доминантным и инициализирует связанную с ним программу моторной области. Животное совершает первое элементарное движение, в результате которого внешняя ситуация для него в какой-то степени меняется. Если синаптическое возбуждение сохраняется или растет, то это означает, что цель становится ближе, доминирующий ансамбль менять не следует и удачную программу моторной области нужно сохранить. Чем длительнее время сохранения программы, тем выше нарастающая прочность элементов связи между доминантным ансамблем и моторной областью.

Если цель отдаляется, то возбуждение восприятия падает, активный ансамбль теряет свою ведущую роль и доминантным становится некоторый другой ансамбль из зоны восприятия. Неудачная программа движений прерывается, ее связи с элементами моторной памяти не успевают полностью оформиться, и новый доминирующий ансамбль возбуждает очередной программный элемент, с другим вектором активности. Животное совершает некоторые, более или менее удачные перемещения в пространстве своего обитания и обстоятельства внешней среды для него постоянно меняются. При следующем появлении подобной ситуации и при наличии множества случайных факторов, последовательность активности может иметь другую структуру, но при общей цели и похожих внешних обстоятельствах, в обеих последовательностях неизбежны близкие или совпадающие фрагменты, взаимные связи которых между перцептивной и моторной областями накладываются и становятся прочнее.

Таким образом, с каждой ситуацией восприятия связывается отдельный элемент (квант) минимально возможного движения и общая структура поведения животного формируется из “квантовой” последовательности элементарных актов – восприятие, перемещение и изменение ситуации, новое восприятие и очередное перемещение, и так далее. В процессе движения животного, его перцептивное сознание, определяемое связной последовательностью доминантных ансамблей, немедленно реагирует на динамику внешней среды, обеспечивая при этом необходимое ветвление программ поведения. Постепенно, из актуальных перцептивных ансамблей и исходных, генетических элементов моторной области складываются программные цепочки (треки) более сложных форм предметной активности животного.

При активном взаимодействии с внешней средой, из полного множества возможных двигательных актов и отдельных моделей-вариаций каждого ансамбля постепенно выделяются полезные, конструктивные комбинации, из которых складываются “осмысленные” перцептивные ансамбли, связанные с конкретными формами внешней активности. В результате клеточной эрозии, случайные компоненты треков размываются и в памяти организма остаются элементы только минимально необходимой, достаточно эффективной внешней активности, то есть происходит оптимизация определенных форм предметного поведения животного.

Из характера формирования треков активности следует, что любая фаза поведения животного должна сопровождаться относительно ясным восприятием внешней среды, а отдельные, наиболее сложные и ответственные моменты поведения, также перцептивным сознанием. При разумном внешнем поведении, возбуждение восприятия одновременно охватывает некоторое ограниченное множество ансамблей, связанных между собой через моторную область и внешнюю среду, естественными, “разумными” отношениями.

Связное множество подобных ансамблей образует зону “перцептивного контекста” текущей ситуации и, в случае активности этой зоны, можно говорить о “перцептивном понимании” организмом текущих внешних обстоятельств.

По мере усложнения структуры перцептивного контекста ЕИ, отдельные хорошо отработанные фазы внешней активности животного, получив достаточную синаптическую мощность, при определенных обстоятельствах, могут сами стать промежуточными целями предметного поведения. Последовательность целей постепенно приобретает сложную многоуровневую структуру.

Общая когерентная активность некоторой ограниченной зоны перцептивного контекста проявляется в виде “перцептивного внимания” организма, которое имеет преимущественно зрительную природу и свойственно, в основном, высокоразвитым животным. Как будет показано далее, зрительная природа перцептивного внимания играет исключительно важную роль в развитии вербального мышления человека.

Мощность каждого перцептивного ансамбля зависит, в первую очередь, от прогностических возможностей (от способности к трансформации) ее исходной модели. Как отмечалось ранее, наибольшими возможностями для трансформации обладают модели с максимальным градиентом контрастности, размещенные на границе области знаний, в зоне маловероятных ситуаций. На основе таких моделей формируются широкие спектры полезных, конструктивных вариаций, которые, совместно с сопряженными программами моторной зоны, могут образовать мощные ансамбли моделей перцептивного контекста, имеющие наибольший “интерес” и субъективную привлекательность для животного. Синаптическая мощность подобных ансамблей может самостоятельно, без дополнительной внутренней стимуляции, преодолеть порог сознания и организовать активное поведение, не связанное ни с какими физиологическими потребностями организма, – это различные игровые имитации реальных ситуаций, физические тренировки, исследование внешних объектов и т.п. Целями такого поведения, способного выполнять разнообразные функции интеллектуального поиска и активного познания внешнего мира, служат мощные узловые структуры пограничных областей перцептивного контекста.

После оптимизации типовых, стандартных форм поведения, степень новизны динамического взаимодействия организма с внешней средой и приток актуальной информации уменьшается, вместе с ними падает текущий интерес к детальным обстоятельствам поведения, и интегральная активность ансамблей перцептивного контекста снижается до уровня рассеянной. Это значит – в процессе тренинга, по мере привыкания, фрагменты отработанных форм поведения животного из активного перцептивного осознания всех своих основных стадий постепенно перемещаются в периферийную зону и, в свою очередь, становятся элементами более сложных, интегральных форм поведения. Для процесса нормальной жизнедеятельности организма необходимо, чтобы перцептивное сознание не было загружено несущественными деталями текущего поведения. Многие навыки сложных, высоко координированных спортивных или игровых форм физической активности, для которых важны состояние внутреннего “интереса” и различные уровни дальней мотивации, никогда детально не осознаются человеком. Более того, в редких состояниях “сомнамбулизма”, некоторые, хорошо отработанные программы привычного, бытового поведения могут, по непонятным пока причинам, самостоятельно включаться и точно исполняться при отсутствии перцептивного сознания.

Для человека понятие “интерес” имеет довольно очевидное психологическое следствие, если принять во внимание, что результаты его осознаваемой интеллектуальной деятельности по своей нейрофизиологической сущности, ничем не отличаются от любых перцептивных моделей. Для “интереса” ситуации существенное значение имеет только синаптическая мощность сформированного на ее основе комплекса моделей и, следовательно, наибольшим “интересом” обладают маловероятные ситуации с максимальными комбинаторными возможностями. Личный опыт любого человека показывает – появление информации или события, способных породить достаточно большое и связное множество вторичных идей, замыслов, намерений, в том числе и самых фантастических, иллюзорных, часто вызывает острую психическую реакцию и достаточно активное поведение – все то, что может быть определено понятием “интерес”.

1.9. Формирование верхних уровней управления внешним поведением организма происходит непосредственно в пределах зоны контакта перцептивной области и моторной зоны, то есть в пределах области перцептивного контекста, и полностью совмещается с процессом сознательного восприятия и накопления перцептивной информации. Удачные, полезные связи с моторной зоной мозга закрепляются, бесполезные – распадаются и, по мере оптимизации различных форм внешней активности, возникает многоуровневая контактная система управления мышцами, главным назначением которой является поддержание стабильного перцептивного сознания животного в любых реальных ситуациях.

Для эффективной внешней активности необходимо, чтобы в структурах головного мозга существовала специализированная система связи между “перцептивным разумом” и “физическим телом” животного, которая обязана обеспечивать все актуальные метаболические и энергетические потребности организма, определяемые условиями гомеостаза и конкретными формами текущего поведения. Центральным звеном подобной системы внутренней регуляции служат структуры лимбической системы, которые связывают перцептивные зоны мозга с эндокринной и вегетативной системами и организуют все необходимые комплексы оперативных внутренних реакций организма. Деятельность лимбической системы определяется, главным образом, внешней активностью животного и большая часть ее информационной структуры образуется вместе с развитием моторной области. То есть, в процессе оптимизации внешнего поведения животного, комплексы адекватных внутренних реакций его организма должны формироваться и запоминаться в структурах лимбической системы одновременно с образованием моторных программ.

Для надежного запоминания различных комплексов реакций требуется некоторое, достаточно продолжительное, время удержания доминантного ансамбля в фокусе перцептивного внимания. Это время (т.е. стабильность перцептивного сознания) является основным критерием эффективности поведения животного.

Внутренняя оценка стабильности перцептивного сознания возникает в структурах лимбической системы и проявляется в виде “эмоциональных состояний” (эмоций) организма.

Эмоции можно условно, в первом приближении, поделить на положительные и отрицательные.

Постоянный, с глубоким перцептивным контекстом и устойчивым порогом сознания, доминирующий ансамбль и его нарастающее, по мере приближения к цели, возбуждение восприятия обеспечивают достаточно продолжительное время для закрепления подобных программ активности в структурах моторной области и лимбической системы. Стабильный временной режим разумного, адекватного поведения воспринимается организмом, как положительное эмоциональное состояние.

Но если, при выполнении моторной программы, цель не приближается, то происходит смена доминанты, которая ведет к прерыванию неудачной программы действий и к вынужденной оперативной перестройке деятельности систем жизнеобеспечения. Неуверенный, “рваный” ритм внешних и внутренних реакций вызывает отрицательное эмоциональное состояние организма.

Таким образом, знак эмоционального состояния зависит от стабильности последовательности доминантных ансамблей, определяется “перцептивным пониманием” текущих обстоятельств и знанием “что делать” организму в каждой конкретной ситуации. Понимание обстоятельств, в свою очередь, зависит от глубины и осмысленности перцептивного контекста ситуации, то есть от личного опыта и тренированности организма.

Острые отрицательные эмоции – “стрессовые состояния” возникают при дефиците управляющей информации в ситуациях, для которых в зоне перцептивного контекста не достаточно программ разумного адекватного поведения. “Умеренные” стрессовые ситуации выводят организм на границу области перцептивных знаний и, в условиях высокой информативности внешней среды, когнитивные процессы и построение зоны перцептивного контекста значительно ускоряется. В этом проявляется положительная роль “умеренных” стрессовых состояний для общего развития организма.

Экстремальные стрессовые ситуации возникают в условиях остродинамичной внешней среды при грубых нарушениях связности когнитивного процесса, при которых построение зоны перцептивного контекста становится невозможным. Частое и длительное воздействие таких состояний снижает адаптивные возможности организма. Более того, некоторые ультрастрессовые ситуации, выходящие за пределы области перцептивных знаний, в соответствии с условием связности, могут вообще никак не восприниматься организмом. В таких случаях, перцептивное сознание прерывается и, в условиях “невосприятия”, животное впадает в состояние оцепенения или каталепсии (ситуация – “кролик перед удавом”). В памяти человека на месте подобных ситуаций остаются только полные “провалы памяти” (например, первые мгновения первого прыжка с парашютом).

Эмоции являются субъективным восприятием или, другими словами, внутренним “переживанием” совместной активности различных зон перцептивного контекста и лимбической системы, сопровождают каждый сознательный шаг животного и представляют собой обобщенное сигнальное знание организмом состояния “самого себя” в любой осознаваемой ситуации. Для развитых животных перцептивное, невербальное знание или, точнее, ощущение (чувствование) себя имеет такое же значение для выживания, как знание и понимание текущих обстоятельств среды обитания.

У социальных видов животных “знание себя” неизбежно превращается в насыщенную внутренним содержанием сигнальную информацию для других членов сообщества. В качестве сигнальной системы, эмоции должны каким-то образом проявляться в виде разнообразных внутренних реакций, а также в специфических, часто неадекватных и экспрессивных формах внешнего поведения, так как эмоциональное (аффективное) поведение определяется не объективными условиями внешней среды, а сложными правилами внутри групповых отношений сообщества. Оно ориентировано исключительно на отдельных или многих членов сообщества и вне социальной среды невозможно, так как становится просто не нужным. Поэтому большая часть сложных эмоциональных реакций, вместе со сложными формами адаптивного внешнего поведения, формируются в онтогенезе, в процессе социального развития и не могут быть наследуемыми.

1.10. В процессе активного познания внешнего мира, для организма принципиально важными и актуальными являются ситуации ближайшего будущего, вытекающие, с высокой степенью вероятности, после трансформации моделей, из обстоятельств настоящего. Совместить во времени два, качественно различных активных состояния организма – сознательное восприятие внешнего окружения перцептивными зонами мозга и процесс трансформации этих же зон, невозможно. Проблема решается за счет организации в структурах мозга “циркадианных” (околосуточных) ритмов жизнедеятельности всех без исключения развитых видов животных.

При достаточно продолжительном восприятии разнообразных ситуаций, в компактной зоне М-пространства, связанной с текущей активностью организма, постепенно усиливается и закрепляется существенное множество моделей “актуальной реальности”, у которых первоначально нет своих ансамблей вариаций. Для зрительных структур мозга даже самые реальные модели, не имеющие своих ансамблей, обладают недостаточной синаптической мощностью, чтобы принимать участие в доминантной активности и в управлении поведением организма. В результате, возбуждение восприятия рассеивается по возрастающему множеству моделей и маломощных ансамблей, общая когерентная активность которых оказывается ниже порога перцептивного сознания организма. Возникает состояние острого информационного насыщения, “утомления” или “усталости” организма. Но, в отличие от состояния периферийного восприятия, в этом случае, кроме отключения сознания, происходит также торможение большинства сенсорных и моторных систем организма, которое, вместе с падением тонуса мышц, воспринимается как сон.

Электроэнцефалографические (EEG) исследования выделяют в процессе сна ряд повторяющихся циклов, каждый из которых состоит из двух основных фаз – нескольких стадий постепенно углубляющегося “медленного” сна и завершающей фазы “быстрого” сна. В результате блокирования сенсорно-рецептивных систем организма, нарушаются процессы шумовой и когерентной активности зрительных зон мозга. В состоянии самой глубокой стадии медленного сна, высокоамплитудные волны “дельта-ритма” мозга создают необходимые условия для трансформации голограмм и эрозии малоконтрастных ансамблей. После пробуждения из состояния дельта-сна, хаотическая активность нейронов приводит к тому, что организм, не имея адекватного восприятия внешней среды, через систему эмоций, испытывает состояние подавляющего ужаса, кошмара из-за полного “непонимания” ситуации.

Процесс трансформации моделей носит массовый характер, рассредоточен по большому объёму мозга и может продолжаться неопределённо долго, так как естественной причиной прекращения диффузии является снижение градиента реальности моделей до нуля. Но и в этом случае никаких объективных причин для возврата к нормальной активности мозга нет. Поэтому в структурах мозга должен существовать специальный механизм оценки минимальной достаточности трансформации моделей и предварительного частичного восстановления когерентной нейронной активности для начального перцептивного “захвата” внешней среды и подавления эффекта “кошмарного” пробуждения организма. С этой целью, система биоритмов мозга организует циклический характер сна, при котором длительность каждого цикла заранее, на генетическом уровне, устанавливается намного меньше общей необходимой продолжительности сна. Вероятно, биоритмы сна действуют круглосуточно, но их активность маскируется состоянием бодрствования и проявляется, в основном, в циклических “тонких” психических состояниях организма.

Спустя некоторое время после наступления сна, когда сформировались первые подмножества вариаций, система “сонного” ритма делает первую попытку “разбудить” организм и, с этой целью, организует принудительную внутреннюю активацию зрительной коры мозга. Наступает фаза “быстрого” сна. В результате принудительной импульсной активации, в отдельных ансамблях возникают когерентные процессы, аналогичные тем, что бывают в состоянии бодрствования и воспринимаемые как “сновидения”, которые через свои связи могут включать совершенно ненужные, в этом случае, моторные программы внешнего поведения. Чтобы избежать бессмысленной активности организма и не позволить ему “принимать участие” в собственных сновидениях, специальные структуры мозга (“голубое пятно”) блокируют все связи зрительной зоны с моторной областью, кроме безопасной для поведения зоны управления глазным аппаратом. Глаза, как бы разглядывая ситуации собственных сновидений, совершают быстрые движения, связанные, вероятнее всего, с доминантной активностью зрительного “псевдовосприятия”.

Процессы псевдовосприятия в фазе быстрого сна приводят к частичному восстановлению когерентной активности зрительной зоны мозга и к слабому пробуждению организма до состояния дремоты или поверхностного сна. В состоянии поверхностного сна, сенсорные системы организма частично включены и если множества ансамблей текущего взаимодействия с внешней средой оказываются достаточно активными, то их общее интегральное возбуждение восприятия может преодолеть порог актуальности и пробудить перцептивное сознание. Нормальное пробуждение организма должно происходить в состоянии неглубокого, периферийного восприятия отдельных элементов внешней среды и частичной синхронизации синаптической активности, при котором перцептивные структуры мозга плавно подключаются к текущей реальности.

Таким образом, фаза быстрого сна позволяет естественным образом выходить из довольно опасного для жизни, но совершенно необходимого для когнитивных процессов состояния медленного сна. Но если глубина трансформации и мощность сформированных ансамблей оказались недостаточными для подключения к текущей реальности и полного пробуждения организма, то наступает следующий цикл “погружения” в состояние медленного сна. По мере исчерпания возможностей трансформации, определяемой градиентом реальностей исходных моделей, соотношение фаз в очередных циклах сна меняется, – длительность фазы медленного сна сокращается, а фаза быстрого сна увеличивается и, вместе с ней, увеличивается вероятность пробуждения организма. Последние циклы состоят преимущественно из стадий поверхностного сна и фазы быстрого сна.

Потребность в количестве сна зависит от прироста информации за период бодрствования. Первое время после рождения, когда относительный приток информации максимален, организм проводит довольно длительное время в состоянии сна. По мере роста общего объёма перцептивных знаний, его относительный прирост уменьшается до некоторого минимума и в той же степени меняется общая необходимая (функциональная) продолжительность сна и облегчается процедура пробуждения. На определенном уровне онтогенеза, ритмы реальной среды обитания вызывают принудительную привязку смены состояний организма к различным периодам суток.

Так как быстрый сон выводит организм на уровень слабого, поверхностного восприятия внешней среды, то пробуждение возможно также и во время этой фазы. Сновидения, имеющие ту же физическую природу, что и естественное зрительное восприятие, могут на некоторое время (иногда – надолго) остаться в памяти человека. Однако, несмотря на регулярность фазы быстрого сна и высокую вероятность пробуждения в этой фазе, многие люди довольно редко видят сны, и это обстоятельство требует своего объяснения.

Зрительно-ассоциативная сфера человека, помимо конкретных, легко представимых, предметных образов, включает в себя также множество различных высоко обобщенных образных структур, а также множество отвлеченных, связующих, “необразных” нейросинаптических комбинаций, лежащих в основе абстрактного мышления. Активные ансамбли могут быть различным образом связаны между собой, их возбуждение передается друг другу и процесс когерентной активности охватывает множество как конкретных образных ансамблей, которые могут восприниматься как сновидения, так и определенную часть нейросинаптических конструкций, не имеющих зрительного воплощения. Характер сновидений зависит от структурного состава зрительно-ассоциативной сферы, – чем выше в ней доля абстрактных представлений, тем ниже предметная ясность, образность и осмысленность сновидений. Высокообобщенные образы и абстрактные нейросинаптические конструкции зрительно-вербальной зоны, не имеющие своего конкретного предметного представления, “увидеть”, узнать и, соответственно, запомнить во сне вообще невозможно. В таких случаях, человек обычно считает, что у него не бывает сновидений. Следовательно, способность к “снотворчеству”, ясность и образность сновидений обратным образом зависит от степени абстрактности мышления, т.е. от уровня общего интеллектуального развития человека. И несмотря на многотысячелетнюю историю разгадывания снов, несмотря на то, что многие психологи по прежнему продолжают уделять большое внимание их “научному” объяснению, найти бесспорное, вполне убедительное функциональное назначение сновидений человека, в рамках традиционных психофизиологических представлений, не удается.

В заключение данного раздела, еще раз отметим, что, помимо возможных дополнительных функций, связанных с циклической организацией процессов жизнедеятельности организма, основное назначение сна – это подготовка интеллекта к расширенному восприятию внешнего мира. Длительность и интенсивность дельта-фазы медленного сна, вместе со средней величиной периода “взросления” организма, могут служить показателями уровня интеллектуального развития вида и степени “разумности” животного. Основное назначение фазы быстрого сна, независимо от качества и содержания сновидений, состоит в постепенном восстановлении когерентной активности мозга и в подготовке организма к нормальному, плавному, естественному пробуждению.

1.11. Теперь остановимся на дополнительных возможностях ЕИ, вытекающих из перечисленных условий его деятельности.

С точки зрения кибернетики и теории сложных систем, ЕИ можно отнести к самоорганизующимся фильтрам с монотонно нарастающей пропускной способностью. Возможность тонкой модификации вариабельных координат зрительных моделей позволяет создавать в структурах памяти ансамбли моделей объемной перспективы и производить масштабные и угловые преобразования полезных для организма образных элементов внешней среды. При активном взаимодействии организма со средой, в перцептивных структурах мозга и сопряженных с ними моторных зонах постепенно формируется и постоянно корректируется “внутренняя модель внешнего мира”, которая обеспечивает наиболее целесообразное поведение животного в сложных жизненных обстоятельствах.

Перцептивные ансамбли связаны между собой, в основном, через моторную область и существуют в пространстве памяти независимо друг от друга, как бы “сами по себе”, проявляя свое внутреннее содержание, главным образом, при восприятии соответствующих ситуаций. Но, так как основным источником когерентного возбуждения для выделения доминанты и стабильной работы перцептивного сознания служит внешнее восприятие, то перцептивное мышление, как правило, целиком связано с текущими внешними ситуациями и может быть иначе определено, как “ситуативное мышление”. Эти обстоятельства ограничивают возможности перцептивной формы мышления пределами различных форм конкретного, предметного поведения.

При восприятии “похожих”, то есть близких по содержанию, но не вполне идентичных объектов или ситуаций, в результате последовательного наложения голограмм, в перцептивных структурах мозга выделяется компактное множество моделей, занимающего некоторую локальную область М-пространства, “центр тяжести” которой соответствует обобщённой модели полного множества подобных объектов. Пространство обобщённых моделей является математической свёрткой исходного М-пространства и имеет меньшую размерность, так как часть координат-признаков на границах области обобщения становится малозначащей. Каждая обобщенная модель оказывается как бы внутри “кокона” из множества вариаций моделей конкретного образа. Чем меньше число оставшихся репрезентативных признаков, тем выше вероятность сопряжения моделей с ситуациями внешней среды и шире диапазон взаимодействия организма с внешним миром. На фоне восприятия конкретных элементов внешней среды, умение обобщать образы и выделять основные, релевантные признаки ситуаций расширяет адаптивные возможности организма и представляет собой способность животного к формированию первичных абстракций.

Однако перцептивное мышление не допускает глубоких обобщений, так как в этом процессе, при снижении числа репрезентативных признаков, модели зрительных образов постепенно теряют свою связь с внешней средой. Чем выше степень обобщения модели, т.е. чем больше мощность образующего множества, тем больше рассеяние синаптической активности обобщенной модели по всему ансамблю сопряженных моделей, тем более размытым и неясным оказывается ощущение восприятия образа при возбуждении такой модели. Начиная с некоторого, достаточно высокого уровня обобщения, активизация обобщенных моделей уже не вызывает никакого чувства зрительного восприятия. Это, математически и логически очевидное, свойство предельно свернутого пространства обобщенных моделей играет ключевую роль в появлении и развитии качественно нового, характерного только для человека, вербального уровня мышления.

 

Часть 2

Вербальное мышление

2.1. Одним из наиболее загадочных и труднообъяснимых факторов, с которым связано отличие человека от других развитых животных, является наличие у человека специфически развитого речевого аппарата.

Вообще говоря, голос, в качестве сигнальной системы, используют многие виды животных, но только у человека есть совершенно уникальная для живой природы сложнейшая функциональная структура – развитый речевой аппарат. Генезис речевого аппарата человека недостаточно исследован. Каким образом, когда и в какие сроки эта структура появилась у наших далёких предков остается неясным – то ли это Божественное провидение, то ли генетическая “прививка” из разумного космоса, или все-таки – это неизбежный результат определенных стадий антропо- и этногенеза. Вероятнее всего, именно анатомические отличия голосовых структур и на основе нарастающего множества стабильных эмоциональных голосовых реакций замкнутого сообщества кроманьонцев, позволили им постепенно проявить способность к развитому речевому общению и обеспечили явные преимущества в борьбе за выживание перед, жившими одновременно с ними, неандертальцами.

Подавляющую часть внешней информации человек получает по зрительным каналам и при возбуждении через зрительные каналы мозаики из голограмм конкретных образов возникает ощущение зрительного восприятия ситуации. По мере накопления перцептивного опыта и обобщения зрительных моделей они займут в свернутом М-пространстве свои определённые, вполне различимые позиции. Зрительная информация имеет природный, независимый и объективный характер, в то время как слуховые, коммуникативные элементы фонетического общения людей могут формироваться совершенно произвольно и зависят только от специфических модуляционных характеристик голосового аппарата человека.

В соответствии с условием целостности, после многократного параллельного восприятия некоторого зрительного образа и фиксированной фонетической комбинации возникает функциональный альянс двух зон – зрительной и слуховой, в результате которого формируется сложная, динамичная голограмма комплексной зрительно-фонетической модели. С учетом вероятности сопряжения, связное восприятие сигналов различной модальности возможно только для высокообобщённых зрительных образов, при котором возбуждение восприятия любого конкретного образа передается внутрь “кокона” области обобщения к своему центральному образу. Если фонетические компоненты комплексных моделей имеют знаковую природу и представляют собой относительно стабильные последовательности, то закрепление подобных моделей в структурах памяти будет означать формирование особых знаковых обобщений, т.е. некоторой первичной системы содержательных (образных) вербальных моделей-понятий.

Характер активности обеих компонент вербальных моделей качественно различен. Когерентная активность зрительных моделей носит параллельный, единовременный характер, в то время как возбуждение фонетических компонент моделей (т.е. обозначающих слов) связано с последовательным, развернутым во времени резонансным процессом в слуховом аппарате человека. В ходе языкового обучения, одновременно с восприятием зрительного образа, в “речевом центре” слуховой области фиксируются и постепенно запоминаются все основные обобщенные акустические параметры – последовательности частот и амплитуд, временные задержки и фазовые сдвиги частотно-энергетического спектра формант каждого услышанного слова. Сложная, распределенная во времени композиция корневых параметров звучащего слова представляет собой уникальную фазирующую структуру (фонетический код) которая, при последующем восприятии слова “на слух”, вызывает, через речевой центр, специфический резонанс единственной, сопряженной с этим словом обобщенной зрительной компоненты и формирует ее когерентную активность, аналогичную той, что бывает при реальном восприятии зрительного образа.

Скрытое, “незримое” резонансное возбуждение высокообобщенных моделей зрительно-ассоциативной зоны мозга со стороны речевого центра составляет сущность вербального мышления и лежит в основе всех феноменальных возможностей разума человека.

Вербальное обучение – это двунаправленный процесс. Запомнив какое-либо слово и глядя на соответствующий этому слову предмет (то есть в условиях когерентной активности его зрительного образа) человек пытается самостоятельно повторить это слово вслух через специальный отдел моторной области – зону артикуляции речевого аппарата, непосредственно связанный с речевым центром. Различные виды акустической проводимости позволяют ему слышать самого себя, поэтому возникает “слуховая” обратная связь, которая фиксирует в зоне артикуляции последовательность произношения основных элементов (формант) конкретного слова и формирует встречные возбуждающие связи от обобщенных зрительных моделей, через речевой центр, в область голосовой артикуляции. Происходит “интериоризация” речи, которая проявляется у человека в виде “внутреннего голоса”. При глухоте проводимость между слуховой областью и речевым центром нарушена, и это обстоятельство неизбежно ведет к немоте.

Подобным образом формируются все элементы вербального процесса, при котором последующее восприятие “на слух” вербальных конструкций приводит к “нисходящему” возбуждению, через речевой центр, сопряженных зрительных элементов. И наоборот, активность обобщенных зрительных моделей, вызывает, также через речевой центр, “восходящее” возбуждение зоны голосовой артикуляции. Таким образом, речевой центр мозга служит своеобразным двунаправленным “мостом”, который проводит возбуждение как со стороны слуховой области в зрительную зону, так и от зрительной зоны в область голосовой артикуляции.

2.2. В вербальном процессе принимает участие и возбуждается некоторое подмножество высокообобщенных зрительных моделей, активность которых, как отмечалось ранее, не вызывает никакого ощущения зрительного восприятия. Но, (!) так как доминантная активность ансамблей зрительно-ассоциативной зоны является верхним уровнем перцептивного сознания то, при ее вербальном возбуждении со стороны речевого центра, возникает исключительно важное чувство “осознания” и, тесно связанное с ним, “понимание” устной речи. Содержание вербальной информации, ее внутренний “смысл”, необходимый для эффективного восприятия и ясного понимания слышимого текста, заключается в обобщенных моделях зрительно-ассоциативной зоны. Если фонетические комбинации никак не связаны с этой зоной, то для человека они будут представлять собой совершенно бессмысленный акустический шум (например, звуки незнакомого языка).

Среди полного вербального множества, в первую очередь, выделяются “образные” (предметные) понятия зрительной зоны, имеющие множество достаточно реальных, зрительных аналогов во внешней среде. Фонетический код каждого такого понятия состоит из отдельных корневых сложно-модулированных звуков (фонем), которые представлены в речевом центре специальными нейродинамическими структурами и могут входить в состав и использоваться для формирования самых различных по звучанию и смыслу понятий.

Если два предметных, образных понятия объединить некоторым третьим словом, имеющим сложно-обобщенное “необразное” содержание – это могут быть различные действия, определения, обстоятельства, связки и т.п., то в речевом центре из фонем связующего слова образуется уникальная нейродинамическая структура фонетического кода отвлеченного понятия, связывающая между собой, через речевой центр, обобщенные образные модели определенными семантическими отношениями. Таким образом, смысловое содержание отвлеченных, абстрактных понятий, фонетические коды которых размещены в речевом центре, определяется их связями с моделями зрительной зоны и формирование таких понятий возможно только после накопления достаточного запаса обобщенных образных структур.

На клеточном уровне, все информационные процессы мозга характеризуются некоторым энергетическим фоном, связанным с когерентной синаптической активностью и определенным расходом нейромедиаторов. Для деятельности мозга источник возбуждения не имеет существенного значения, – важен сам факт физической активности той или иной зоны. Другими словами, активность фонетических структур речевого центра не обязательно связана со “слушанием”, а активность зрительных компонент – с “видением” чего-либо. В вербальном процессе фазирующее возбуждение фонетических элементов речевого центра мозга передаётся к сопряженным с ними обобщенным зрительным моделям, вызывая их доминантную активность, и это означает понимание человеком смысла услышанных им слов. И наоборот, последовательная активность, по любым причинам, вербальных ансамблей зрительной зоны передаётся к фонетическим структурам речевого центра и формирует связный поток “внутреннего голоса”, или, другими словами, то явление, которому соответствует понятие “мысль”. Если при этом параллельно возбуждается область голосовой артикуляции, то появляется обычный звучащий голос, который маскирует собой внутренний голос.

Если сочетать, в определенной последовательности, фонетические элементы понятий (то есть слова), то между зрительными компонентами понятий возникают, в той же последовательности, “горизонтальные” синаптические связи, которые связывают через речевой центр обобщенные зрительные образы в единую смысловую структуру. Из подобных сочетаний можно получить сложные комбинации, не имеющие своего точного отображения в окружающей среде. Процесс вербального мышления как бы отрывается от внешней реальности и получает бесконечно большую свободу в своей внутренней активности. При этом становится доступной для различных комбинаторных операций вербального мышления, в любой момент времени и без непосредственного восприятия, вся та часть обобщенных моделей, у которых есть свои фонетические определения.

Верхняя, доминирующая часть зрительно-ассоциативной области фокусирует внимание на воспринимаемой вербальной информации. Здесь проявляется основное свойство явления “внимания”, т.е. параллельной активности связного множества ансамблей зрительно-ассоциативной зоны, – оно позволяет охватить и вовлечь в сферу понимания достаточно длинную последовательность звучащих слов, из которых состоит осмысленная, содержательная фраза. В той же последовательности, между компонентами зрительно-ассоциативной области и речевого центра возникают “горизонтальные” семантические связи, объединяющие их в единую смысловую структуру в виде готовой к употреблению мысли.

2.3. Одним из основных условий формирования речи является обязательное, достаточно длительное (в среднем, около года) накопление и, главное, обобщение перцептивными структурами мозга ребёнка исходной зрительной информации. Только после этого, в условиях специфически упрощённой обучающей языковой среды, могут появиться первые, предельно простые и легко представимые образные, предметные понятия. Связность и осмысленность исходных перцептивных знаний о внешнем мире обеспечивают первичную семантику языка на начальных этапах интеллектуального развития человека. Затем наступает период активного “словотворчества”, во время которого ребенок, пытаясь приспособить свой ограниченный словарный запас к быстро растущему процессу перцептивного познания, деформирует слова и комбинирует их различными способами. При значительных деформациях и произвольном комбинировании, фонетические компоненты вербальных структур становятся малопонятными для окружающих, поэтому, в социально-историческом процессе развития вербальных форм общения, возникают определённые правила использования различных элементов речи, создающие стабильную инфраструктуру языка.

Вербальное мышление могло появиться и постепенно развиться только в условиях жизни узкого этнического сообщества (племени), объединённого общими целями и правилами поведения в единой среде обитания, где вербальные знания формируются и наследуются исключительно в процессе речевого общения людей. Языковые структуры и вербальные знания образуются на основе строго индивидуального и абсолютно уникального для каждого человека (в том числе и для каждого из возможных близнецов), опыта накопления и обобщения зрительной информации диссипативными структурами головного мозга и никаким образом не могут передаваться на генетическом уровне, вместе с врожденной “исторической памятью”. Стохастическая организация диссипативных структур мозга делает абсолютно невозможным создание полных генетических копий интеллекта и клонирование личностей. Некоторая ограниченная возможность клонирования существует только для физического тела, но не для разума. Это относится не только к человеку, но и к любому развитому животному.

В процессе вербального развития, с любым словом языка, через систему контактов речевого центра, связывается более или менее обширное подмножество сопряженных моделей зрительно-ассоциативной сферы, величина которого определяет глубину “смыслового вербального контекста” каждого понятия. Образные компоненты вербальных моделей нельзя полностью отобразить речевыми средствами языка и всегда остается принципиальная избыточность содержания понятий, так как невозможно найти адекватные понятия для точного описания всех признаков даже предельно обобщенных моделей. В целом, полное множество связанных между собой через речевой центр семантическими отношениями зрительных компонент вербальных моделей составляет “базу смыслового вербального контекста”, которая создает большую взаимную смысловую избыточность коммуникативного процесса и позволяет, при достаточно умеренных искажениях вербальной информации, все-таки правильно понимать устную речь. Вероятнее всего, именно это свойство высокой смысловой избыточности вербальной информации позволило появиться и постепенно развиться подобной форме мышления на ранних этапах этногенеза.

Для формирования базы вербального контекста необходимы специальные обучающие процедуры, с очагами повышенной активности в зонах внушающих воздействий. В условиях, когда зоны когерентной активности мозга определяются не объективными обстоятельствами внешней среды, а субъективными свойствами системы обучения, появляется принципиальная неоднородность, многосвязность базы вербального контекста. Вместе с областями высокой активности в зонах личных интересов человека, образуются локальные зоны нежеланных, навязанных вербальных знаний с маломощными и слабосвязанными зрительными компонентами. Весь процесс вербального обучения носит явно внешний, внушающий (суггестивный) характер и его эффективность зависит, главным образом, от качества исходных перцептивных знаний субъекта. Если структура начальных предметных знаний малообразна и многосвязна, то большая часть внушаемой, “нерезонансной” (то есть непонятной) фонетической информации, несмотря на свое нормальное слуховое восприятие, пройдет мимо сознания человека.

На начальных этапах обучения вербальные знания состоят из множества содержательных (т.е. образных), но коротких, несложных и относительно “чужих” мыслей, с неглубоким контекстом. По мере того, как растет контекстуальная база и проясняется образная структура каждой мысли, происходит ее усвоение (ассимиляция) и для субъекта она из “чужой” становится “своей”. В процессе ассимиляции знаний, в структуру “чужих” мыслей через виртуальные синаптические связи включаются обобщенные образные компоненты, сформированные в зонах личных интересов человека. После стабилизации синаптических контактов, подобные вербальные конструкции могут составить запас собственных оригинальных идей, мыслей, суждений, образных представлений и т.п. – всего того, что лежит в основе неповторимой психической индивидуальности каждого человека. По мере “взросления”, роста и развития базы смыслового контекста, человек постепенно развивает способность самостоятельно формировать структуру своих вербальных знаний. И здесь вторым по очереди, но первым по своей значимости и реальным последствиям для интеллекта человека становится вербальное самообучение (самообразование) в процессе самостоятельного чтения.

Обучение чтению знаковых (буквенных) конструкций может происходить следующим образом.

Символ буквы многократно предъявляется зрительной сфере одновременно со звучащим образом (фонемой) этой буквы. В соответствии с условием целостности, в “знаковой” (семиотической) зоне зрительной области, совместно с речевым центром, возникает комплексная обобщенная буквенно-фонетическая модель. В процессе трансформации и клеточной эрозии, в семиотической зоне формируется, отбирается и закрепляется в зрительной памяти множество различных по внешнему виду, более или менее допустимых модификаций каждой буквы. На следующих этапах обучения, аналогичным образом формируются и запоминаются, вместе со своими фонемами, обобщенные модели слогов, целых слов, а также различных готовых содержательных знаковых элементов – цифр, иероглифов, пиктограмм и т.п.

При чтении осмысленных знаковых комбинаций, то есть содержательных слов или фраз, возбуждение слитного зрительного восприятия слова передается из знаковой зоны в речевой центр, где активирует фонетическую компоненту слова и уже затем, в сопровождении внутреннего голоса, попадает в зрительно-ассоциативную область вербального контекста, вызывая доминантную активность сопряженных моделей и, связанное с ней, понимание прочитанного текста. В соответствии с порядком слов фразы, между образными элементами отдельных понятий и фонетическими компонентами отвлеченных понятий, размещенных в речевом центре, в том же порядке устанавливаются и постепенно усиливаются “горизонтальные” связи, при помощи которых образные компоненты каждого нового понятия семантически “цепляются” за предыдущие. Происходит связное, осмысленное расширение и прояснение образной структуры базы смыслового вербального контекста человека.

2.4. Как отмечалось ранее, когерентная активность перцептивных моделей – это явление, которое постоянно сопровождает любую содержательную деятельность ЕИ. Активность может быть больше, в сложных ситуациях, или меньше – в спокойном состоянии, но она всегда присутствует в структурах мозга. При восприятии слуховой областью содержательной, слитно произносимой фразы, когда интервалы между словами не превышают некоторой допустимой нормы, последовательное фазирующее возбуждение фонетических структур передается к сопряженным элементам зрительно-ассоциативной зоны вербального контекста и формирует их когерентную доминантную активность.

Совместная доминантная активность зрительно-ассоциативной области мозга и речевого центра является сложноструктурированным “сознанием” человека.

Если доминантное множество текущей ситуации имеет в своем составе вербальные определения со своими фонетическими компонентами, то перцептивное сознание человека дополняется мысленным осознанием ситуации “в словах” и сопровождается внутренним голосом, а также, в зависимости от мощности множества смыслового вербального контекста, относительно глубоким вниманием. Естественно, если доминантное множество не является вербальным, то ситуация не осознается в доступных для человека понятиях, но перцептивное сознание, совместно с зоной перцептивного контекста, обеспечивает постоянное адекватное отражение текущих обстоятельств внешней среды.

Таким образом, “нормальное” сознание человека определяется различными по содержанию доминантными ансамблями зрительной области мозга, часть которых – объединенные через речевой центр мысленные конструкции, имеет чисто вербальный характер, другие, связанные с мысленным восприятием текущих обстоятельств – частично вербальный, ситуативный характер, а остальные – полностью перцептивный. По мере взросления человека и развития его интеллекта, все больше образных элементов сферы перцептивных знаний получает свои фонетические, словесные определения, и все большая часть жизни человека проходит в состоянии вербального сознания. В случаях, когда доминантными оказываются невербальные множества, или вербальные, но не имеющие своих активных “восходящих” связей с речевым центром, мы имеем дело с “неосознаваемыми” психическими явлениями, которые, тем не менее, сопровождаются нормальным перцептивным сознанием и даже пониманием речи, но без ответной вербальной реакции и, следовательно, при полной вербальной амнезии.

2.5. Теперь рассмотрим обстоятельства, при которых в структурах мозга возникает процесс самостоятельного “дискурсивного” (рассудочного) мышления человека, основным условием появления и развития которого является сформированный на ранних этапах онтогенеза начальный запас коротких, простых, но достаточно содержательных, предметных вербальных ансамблей.

При объединении с помощью абстрактных связующих элементов речевого центра, первичный ансамбль, к которому присоединяется вторичный, через свои синаптические контакты, навязывает свой ритм когерентной активности всему входящему множеству. В этом случае, интегральная мощность объединенного множества возрастает и способна конкурировать, по степени синаптической активности, с ансамблями текущего перцептивного возбуждения. Не все подобные контакты являются постоянными, – большая часть из них носит кратковременный, виртуальный характер и вскоре распадается. Но отдельные синаптические контакты актуальных множеств зоны “личных интересов” субъекта, за счет качественных изменений при частых обращениях к ним, постепенно увеличивают свою прочность и ориентированные связи между такими вербальными множествами также усиливаются (запоминаются). Подобные мысленные конструкции становятся содержательной основой психики человека.

Для выделения текущей доминанты существенное значение имеет только относительный максимум активности любых ансамблей зрительно-ассоциативной области и в тех случаях, когда мощность вербальных комбинаций превысит величину порога сознания, появляется отвлеченное вербальное мышление, мало или вообще никак не связанное с внешней ситуацией. Характер связи с внешними обстоятельствами создает принципиальное различие между перцептивной и вербальной памятью.

Перцептивная память – это одномоментное сопоставление и идентификация внешней ситуации и ансамбля ее моделей, который, после восприятия, получает когерентное доминантное возбуждение и отражается в перцептивном сознании. То есть перцептивное “воспоминание” целиком определяется текущими внешними обстоятельствами. Частичная перцептивная идентификация отдельных элементов какой-либо ситуации, в зависимости от величины и содержания фрагмента, создает у человека разнообразные, более или менее яркие иллюзии (чувства, ощущения) воспоминания, известные под общим названием “deja vu”.

Вербальная память, собственно то, что обычно понимается под термином “память” – это доведение, за счет виртуальных синаптических контактов, до уровня доминантной активности и вербального сознания отдельных фрагментов и целых законченных смысловых структур области вербального контекста. На фоне поверхностного перцептивного осознания текущих обстоятельств, доминирующее вербальное множество выделяется в виде последовательности обобщенных образных компонент, связанных между собой через речевой центр абстрактными понятиями, и озвучивается через фонетическую зону в форме “воспоминания”.

Таким образом, феномен воспоминания определяется синаптической мощностью ансамблей смыслового вербального контекста, прочностью связей между ними и уровнем порога сознания. Качество памяти зависит от активного интереса к содержанию мысли, при котором между вербальными структурами формируются многочисленные прочные связи с устойчивой ориентацией. Различные варианты не очень интересных ситуаций, связанных с “механическим” запоминанием имен, телефонов, адресов и т.п., часто сопровождаются полной или частичной амнезией. Не имеет также никакого смысла серьезно оценивать качество памяти человека по его способности запоминать безинформативные (т.е. бессмысленные) вербальные комбинации. В чистом виде подобные опыты вообще невозможны, так как разум человека неизбежно будет искать и присваивать скрытый смысл даже абсолютно бессмысленным заданиям.

Синаптические контакты могут появляться в результате осознаваемого логического процесса в ансамблях вербального контекста, и тогда это – сознательное воспоминание, успех которого зависит, главным образом, от глубины и связности контекста предмета воспоминания. Спонтанные синаптические контакты в зоне вербального контекста могут вызвать случайные, неконтролируемые воспоминания.

Как следует из принципа организации вербальной памяти, ее качество, т.е. легкость и точность воспроизводства зависит также от уровня порога сознания, величина которого меняется на протяжении жизни человека. В детстве низкий порог сознания позволяет быстрее заполнять пространство памяти связными перцептивными ансамблями образов (эйдетическая память). Чтобы в дальнейшем, по мере роста объема перцептивных знаний, “не утонуть” в потоке неконтролируемых воспоминаний, порог сознания должен постепенно возрастать. Чем выше уровень порога, тем труднее дается воспоминание, для которого требуются более крупные блоки и объединения перцептивных ансамблей, более глубокий и насыщенный содержанием вербальный контекст. Низкий уровень порога сознания, по каким-то причинам сохранившийся с периода детства, может привести к явлению “феноменальной” памяти, при которой человек, на основе определенной мнемотехники, позволяющей находить и присваивать скрытый смысл информации, способен запоминать и затем воспроизводить длинные ряды бессмысленных знаковых сочетаний, но которая не дает никаких особых преимуществ в общем умственном развитии личности.

В этой связи, необходимо напомнить, что ансамбли перцептивных моделей разделены по содержанию и представляются отдельными только в абстрактном, математическом пространстве перцептивной памяти (М-пространстве или Memory-space). На самом деле, в реальном, физическом объеме зрительно-ассоциативной и речевой области мозга, все модели, через диссипативные структуры, пронизывают друг друга дендритами нейронов, могут соприкасаться между собой бесчисленными синаптическими контактами и только когерентное возбуждение отдельных, пространственно распределенных нейронных множеств (паттернов) говорит об активности голограммы той или иной модели. Таким образом, в физическом пространстве мозга отдельные элементы любой вербальной модели, независимо от ее конкретного образного или абстрактного содержания, могут оказаться рядом с элементами любой другой модели и они, в любой момент активного состояния мозга, через синаптические контакты могут быть связаны между собой. Именно это явление массового взаимного “прорастания” моделей самого различного содержания, легкость их контактного взаимодействия и прочность нейросинаптических конструкций определяют реальное качество “ума” и общие интеллектуальные способности человека.

Промежуточное положение между двумя основными видами памяти – перцептивной и вербальной, и соответствующими формами мышления, занимает бесконтекстное вербальное мышление, свойственное начальному этапу развития человека, с которым связана, общая для всех без исключения людей, специфическая форма амнезии – практически полная невозможность вспомнить все, что происходило с человеком в раннем возрасте.

Перцептивные впечатления младенчества, изначально не имеют своих фонетических, словесных определений и, следовательно, никаким образом не могут отразиться в вербальной памяти. Затем, у ребенка формируется первичный, многосвязный словарный запас, с минимальной глубиной вербального контекста, образные компоненты которого, до определенного возраста (примерно 5 – 7 лет), имеют недостаточную мощность для самостоятельной, не ситуативной доминантной активности и последующего вербального воспоминания. По мере взросления, в изменившихся условиях жизни, перцептивные модели раннего детства оказываются ненужными и либо распадаются и исчезают из памяти, либо, не имея адекватных внешних условий, становятся недоступными для последующего воспоминания и любых других операций вербального мышления.

2.6. Людей всегда поражал феномен моментального, практически мгновенного появления мысли. Это вполне естественно – в области вербального контекста мысленные конструкции хранятся, чаще всего, в готовом, “консервированном” виде, в форме последовательных “цепочек” семантически связанных между собой вербальных элементов. При определенных стимулирующих обстоятельствах, доминирующая “цепочка” почти мгновенно “всплывает” в вербальном сознании, в сопровождении внутреннего голоса, в виде связной, законченной мысли. Последовательные логико-семантические связи элементов зрительной зоны и речевого центра позволяют сохранять общую доминантную активность вербальных ансамблей в пределах определенного круга мыслей текущих интересов человека.

Вербальное мышление человека – собственно то, что понимается под понятием “сознание”, представляет собой доминантную активность последовательности обобщенных моделей зрительно-ассоциативной зоны вербального контекста, объединенных через связующие абстрактные элементы речевого центра системой логико-семантических связей и отношений.

От синаптической мощности и глубины контекста доминантного множества, зависит глубина текущего вербального внимания, которое позволяет воспринимать и понимать достаточно объемные, содержательные мысли и, с помощью различных контактов между ансамблями, постепенно формировать из них нарастающую структуру вербальных знаний человека.

Структуры головного мозга животных обладают определенной степенью симметрии, так как обе половины мозга, включающие зоны перцептивного контекста и связанные со своими частями тела, функционально идентичны и только врожденное условие “глазодоминантности” создает асимметрию управления глазным аппаратом и ведет к асимметрии перцептивного сознания организма.

Однако с вербальным мышлением человека дело обстоит сложнее, так как области перцептивного и вербального контекста, несмотря на наличие у них общей зрительной базы в обоих полушариях, функционально различны. Одна связана с моторной зоной и образует область перцептивного контекста, другая – вместе с речевым центром, образует область вербального контекста, и в структурах мозга они должны быть каким-то образом топологически разделены. Такое разделение, на генетическом уровне, привело к тому, что речевой центр, имеющий двунаправленные связи со зрительной сферой, оказался в одном (как правило, в левом) полушарии. Таким образом только одно полушарие, способное как воспринимать речь, так и формировать ее, участвует в “сознательной” деятельности человека. Другое полушарие, с практически одинаковой образной структурой, имеет только односторонние “нисходящие” связи со стороны речевого центра и поэтому принимает участие в “понимании” вербальной информации, но формировать связную внутреннюю речь и, следовательно, вербальное осознание текущей деятельности оно не может.

Это разделение по формам связи с речевым центром привело к более или менее четко выраженной функциональной специализации (асимметрии) полушарий мозга, при которой одному, “говорящему” полушарию достались вербализованные логико-аналитические функции, другому, “немому” – пространственные, образно-перцептивные. (Но такое функциональное разделение полушарий не абсолютно и имеет достаточно условный характер.)

Вероятнее всего, закрепление аналитических функций мозга за “речевым” полушарием было связано с развитием “процедурной” фазы логико-аналитического мышления, которая оперирует, главным образом, обобщенными, абстрактными понятиями и носит внешний, по отношению к общей синаптической активности мозга, характер. Другими словами, формально-логические способности человека не являются природными, генетически заданными в структурах головного мозга, так как никаких центров логико-математической обработки информации в мозге нет. Эти качества появляются только после длительного этапа обучения внешним операциям (процедурам) с высокообобщенными, достаточно абстрактными понятиями, после которого, в области вербального контекста и в структурах речевого центра постепенно формируются “цепочки” стандартных алгоритмических процедур, применимые в разнообразных аналитических процессах, имеющих определенную степень подобия.

Темп процедурного мышления определяется, в основном, необходимостью “вербальной развертки” каждого этапа процедуры и его осмысления, т.е. поиска образных компонент. Если удается, различными способами, ограничить или совсем исключить фазу “вербальной развертки” операций, то скорость процедурного мышления может многократно вырасти. Подобное явление наблюдается в случаях “феноменальных счетчиков”, которые можно отнести скорее к психологическим фокусам, чем к настоящим математическим способностям.

В отношении явно выраженных склонностей человека, можно сказать, что физику или математику развитое образное воображение необходимо ни сколько не меньше, чем художнику или артисту, но оно имеет другой характер. Математический “склад ума” определяется способностью пространства памяти к “свертыванию” и формированию предельно возможных, не распадающихся зрительных обобщений, связанных между собой, через речевой центр, множеством сложно-подчиненных абстрактных понятий, которые образуют труднопредставимые, сложные для неподготовленного восприятия конструкции. Но для феномена “внутреннего понимания” конкретного абстрактного понятия решающее значение имеет не столько его собственная образная представимость (хотя это и не является лишним), сколько множество его связей с мощными структурами смыслового (т.е. образного) вербального контекста.

2.7. Как ранее было сказано, спонтанные синаптические контакты имеют физиологическую природу и в перцептивной сфере отвечают за экспоненциальное расширение зоны перцептивного контекста. Эта же активность в области вербального контекста приводит к бесконтрольным вербальным явлениям. Здесь возможны различные варианты.

Если объединяются маломощные вербальные ансамбли с асинхронной синаптической активностью, при которой ни один ансамбль не может навязать свой ритм активности другому, то их общая мощность практически не возрастает, и они остаются в неосознаваемой части зоны смыслового контекста. Без активной поддержки вербального сознания бессмысленные комбинации вскоре распадаются, а часть осмысленных, но недостаточно мощных для преодоления порога сознания, вербальных конструкций, остается в “подсознании” человека.

Но если одно из вербальных множеств имеет высокую мощность, то, при случайном объединении, оно может, через свое превосходящее множество синапсов, навязать свой ритм когерентной активности другим подпороговым ансамблям и привести к появлению в вербальной области спонтанного “смыслового пробоя”. То есть такого объединения ансамблей, в результате которого, интегральное множество получает мощность, вполне достаточную для полного захвата внимания и, иногда внезапного, осознания новой и внешне неожиданной мысли. В некоторых случаях подобное явление настолько потрясает психику человека своей необъяснимой полнотой и осмысленностью, что получило специальное название – “инсайт” (озарение), под которым понимается способность человека “видеть истину” непосредственно, минуя стадию формально-логических процедур. Но при этом часто забывают о подготовительной работе мозга по формированию связной и содержательной базы вербального контекста в области личных интересов человека.

Любая содержательная мысль уходит своими корнями, через множества смыслового контекста каждого входящего понятия, в перцептивную область. В результате, в сферу ее семантических отношений с различными структурами вербального контекста неизбежно включается множество невербальных, неозвученных элементов пограничной зоны перцептивной области, которые увеличивают интегральную синаптическую мощность ансамбля этой мысли и, соответственно, увеличивают уровень ее осмысленности и степень перцептивного понимания. Благодаря подключению большого объёма структурированных перцептивных знаний, комплесное, вербально-образное мышление позволяет охватывать и осознавать некоторое природное явление “в целом”, в форме “интуитивного” знания. Но, так как в структуру понимания интуитивных знаний включено множество неозвученных, невербальных перцептивных элементов, то человек не всегда может достаточно убедительно изложить, в доступных ему понятиях, само знание и разумно объяснить его происхождение. Подобные ситуации относительного или полного непонимания человеком своих интеллектуальных возможностей лежат в основе различных спекулятивных выводов о “высшей”, непостижимой природе разума человека, его знаний и способностей.

Так как в интуитивном процессе полностью исключена процедурная, формально-логическая фаза вербального мышления, то, при всех достоинствах интуитивной формы мышления, для нее недоступны сложные вербализованные представления концептуального характера.

Главными объектами вербального мышления чаще всего являются ситуации личных интересов человека, имеющие мощные контекстуальные множества в зрительно-ассоциативной области знаний. Это они определяют основные процессы внутренней мотивации, нарушения которых для интеллекта человека имеет свои специфические особенности, резко выделяющие его из остального животного мира.

Актуальность отдельных вербальных множеств во многом зависит от субъективной и часто ошибочной переоценки их вероятности. Религиозные догматы, утопические, иллюзорные идеи общественного, научного или личного характера, воспринимаемые, как истина, от доверительного источника информации – при внушении, либо из-за собственных ложных представлений о сущности явления – при самовнушении, тем не менее, могут сформировать мощные вторичные ансамбли, стать доминантными и способны определять процессы мотивации человека в течение длительного времени. Постепенно, на основе исходной, базовой идеи в области вербальных знаний возникает существенное множество достаточно мощных вторичных ансамблей, реальность которых основана исключительно на субъективной достоверности базовой модели. Ситуация чем-то напоминает пирамиду, которая опирается на свою вершину.

Если в какой-то момент появится достаточно реальная мысль, имеющая характер отрицания базовой идеи, то возникает серьезное противоречие, которое может быть разрешено в пользу новой мысли. После ассимиляции, подобная, субъективно совершенно неожиданная, находящаяся на границе знаний и, следовательно, предельно “интересная” (в отрицательном смысле) мысль, через свои связи, получает полную синаптическую мощность ансамбля базовой идеи и может стать мучительной, навязчивой доминантой текущего мышления человека. Дискредитация одной единственной базовой идеи приводит к полной девальвации всей “пирамиды” вторичных ансамблей, в результате которой множество связанных с ними программ и форм активности полностью исключаются из процесса целевой ориентации и мотивации поведения субъекта. Избежать острого психического дискомфорта, в этом случае, можно только одним способом – необходимо разрушить “пирамиду” несостоятельных ансамблей. Но если понимание бессмыслицы подобной “пирамиды” происходит на логико-вербальном уровне почти мгновенно, то ее разрушение или, точнее, вытеснение нейросинаптических структур вторичных ансамблей из фокуса сознания и замена их на новые, более реальные может проходить достаточно долго. На фоне общей вялотекущей, малоактивной деятельности человека, стремительное обесценение большого объёма вербальных знаний дезорганизует процессы мотивации, вызывает состояние “душевной пустоты” и может привести к тяжёлым психическим расстройствам с трагическими последствиями.

Но, повторим, подобное явление возможно только в результате длительного субъективного построения обширной зоны неадекватных вербальных структур в виде различных нереальных, иллюзорных идей, мотивов, планов, намерений и т.п.

2.8. В вербальном процессе можно выделить два встречных “вертикальных” потока возбуждения – пассивные потоки, “нисходящие” от систем восприятия голосовой или знаковой информации через речевой центр в область вербального контекста, и активные потоки дискурсивного вербального мышления, “восходящие”, в сопровождении внутреннего голоса, из зоны актуальных вербальных множеств области смыслового контекста. Восприятие “на слух” осмысленной фразы, через нисходящие связи речевого центра, активирует одно из сопряжённых множеств вербального контекста, возбуждение которого, через свои “горизонтальные” связи, стимулирует некоторое множество ответной вербальной реакции. Если зона вербального контекста хорошо развита, то есть мощные ансамбли имеют большую глубину и эффективные семантические связи между собой, то внушающее воздействие может вызвать осмысленную критическую реакцию “неприятия”, которая создаёт интеллектуальное “сопротивление” внешнему внушению.

Режим содержательного диалога может стабильно поддерживаться при условии достаточной и приблизительно равной глубины области вербального контекста пересекающихся множеств понятий, интересных и актуальных для каждого участника диалога. Позитивный результат дискуссии или, другими словами, “рождение истины в споре” означает взаимное выравнивание глубины и содержания вербального контекста области общих интересов, за счет включения в зону смыслового контекста каждого участника дискуссии связных образных (неформальных) представлений его партнёра.

Но если глубина контекста вербальных множеств невелика, то горизонтальные связи между множествами также слабы и неразвиты. При таких условиях, внятная, аргументированная реакция на внушающее воздействие отсутствует, процесс вербального мышления слабовыражен и может легко прерываться внешними обстоятельствами. Если специальными отвлекающими процедурами понизить активность перцептивной сферы реципиента до уровня рассеянной (т.е. до порога отключения перцептивного сознания) то, при отсутствии “сопротивления” дискурсивного мышления, возникает состояние “сверхпроводимости” внушающего воздействия (голоса) в локальную зону области вербального контекста, которое принято называть “гипнозом”.

Поток внушающего возбуждения из фонетической зоны в зрительную область, приобретает характер внешней, принудительной доминанты и получает возможность самостоятельно выбирать и активировать ансамбли зрительной зоны, в отношении которых точно известно, что они существуют. Другими словами, если воспользоваться прежней аналогией, доминантными, самыми яркими “слайдами” из мозаики зрительных паттернов становятся ансамбли, связанные с мощной синаптической активностью фонетических компонент слов внушающего воздействия. Кроме того, за счет формирования со стороны фонетической зоны тормозных связей между отдельными ансамблями, появляется возможность блокировать некоторые ансамбли на физиологическом уровне. Реципиент перестает воспринимать содержание таких ансамблей и после выхода из состояния гипноза, так как перцептивная информация теряется на тормозных связях и не доходит до своих сопряженных ансамблей.

В суггестивном состоянии доминантная активность области перцептивного контекста подавлена, и реципиент перестает воспринимать текущие обстоятельства внешней среды. В соответствии с условием связности, в ситуации “невосприятия” перцептивное сознание прерывается, моторные программы блокируются и реципиент впадает в состояние оцепенения (каталепсии) или “гипнотического транса”. При этом дискурсивное мышление и, следовательно, вербальная память отсутствуют, и гипноз обычно сопровождается амнезией состояния внушения. Принудительная активность зрительной сферы сосредоточена в зоне внушения области вербального контекста, то есть в зоне обобщенных зрительных моделей-понятий, мало или никак не связанных с текущими внешними обстоятельствами. При слабом “перцептивном захвате” внешней среды, сенсорные пробуждающие факторы практически не действуют, и человек не может самостоятельно выйти из состояния гипноза, поэтому требуются специальные внешние процедуры для вывода его из гипнотического транса.

Так как одни ансамбли связаны с моторной областью, а другие являются вербальными, то для внушающего воздействия становится доступной некоторая часть предметной и несамостоятельной, бессознательной вербальной активности человека. При отсутствии каких-либо существенных помех со стороны собственного мышления, внешним голосовым воздействием могут быть активированы такие замкнутые, слабосвязанные и маломощные зоны вербального контекста, в которые человек самостоятельно проникнуть не может. Либо, наоборот, могут быть отключены некоторые локальные области перцептивного или вербального контекста и заблокированы определенные зоны “психического напряжения” реципиента. На подобных явлениях основаны различные формы терапевтического эффекта гипноза.

Наиболее удобными объектами для внешнего внушения являются люди со случайными и слабоорганизованными вербальными знаниями, с неглубокой и многосвязной структурой вербального контекста. Они же в наибольшей степени подвержены самовнушению и различным психосоматическим заболеваниям.

Явление гипноза показывает насколько мощным, подавляющим и не всегда благотворным фактором воздействия на человека может быть “слово”, надежным и самым эффективным средством противодействия которому может быть только сознательное, критическое отношение к любым обстоятельствам внешнего мира на основе глубоких, содержательных и связных концептуальных знаний.

Так, в первом приближении, выглядят основные условия (законы) деятельности интеллекта любого уровня развития, от животных до человека. Заканчивая изложение “конструкторского” подхода к проблеме ЕИ, можно отметить, что, несмотря на всю сложность психики человека, деятельность его мозга совершенно естественным образом вытекает из общих для всех животных и вполне доступных для понимания законов разума. Принимая изложенную точку зрения за основу, нетрудно представить себе полный спектр практических приложений теории ЕИ от медико-биологических и гуманитарных проблем до биотехнических систем и философских обобщений.

“Nosce te ipsum” – “познай самого себя” – этот совет античного мудреца остается актуальным на протяжении тысяч лет. В “познании самого себя”, трудно найти другое знание, которое имеет такое же значение для человека и может дать такое же удовлетворение, какое дает знание законов человеческого разума. И если где-то во Вселенной существует развитая жизнь, то интеллект наших далеких “братьев по разуму” должен действовать на основе этих же законов.

• Источник: http://www.aicommunity.org/reports/bannikov/theory/theory.php