От автора

Разговор с электрическим мозгом

...Поверьте мне, все произошло совершенно неожиданно, а может быть, даже случайно. Я давно хотел поехать на Новомосковский химический комбинат. Расположен он недалеко от столицы и пользуется доброй славой. И вдруг сверхсрочная командировка: напишите о кибернетике на комбинате... И я поехал знакомиться с автоматизацией на предприятии.

Завод поразил меня. Он стоял гигантский и величественный, подняв к небу огромные колонны и стремительные клинки своих труб. Над трубами, которые, как мне казалось, упирались в облака, полоскались в небе русые дымы, и были они словно непокорный чуб великана на ветру. Гигант был напряжен и, казалось, дрожал от внутренней, клокотавшей в нем силы. Совсем неожиданно знакомый образ промелькнул в моей голове: "А ведь гигант очень похож на могучего Лаокоона, опутанного змеями".

Да, действительно вся заводская территория была оплетена трубопроводами. Они связали просторные цехи, пересекли заводские проезды, протянулись к глухо вздыхающему зданию компрессорной. Алексей Акимов - молодой инженер - совершает со мной экскурсию по заводской территории.

- И все это за четыре года, - говорит он, заметно гордясь "своим" комбинатом. - Вы понимаете? За четыре года мы сделали больше, чем за четверть века существования завода. А наша бригада монтажников - того же Прокопенко или Ивана Ковалькова... Вот это были ребята! На головокружительной высоте прокладывали они трубы. Мы их так и называли асами монтажа. А сколько таких ребят на комбинате!..

Мы входим в цех. Построенное, как эллинг для самолета, помещение поражает воображение сдержанной тишиной и отсутствием людей. Два человека сидят перед трепещущими стрелками приборов. И все. А где-то там, в недрах стальных резервуаров, в устремленных в небо, словно ракеты, колоннах реакторов, происходят вулканические по своему размаху реакции. Высокие температуры, огромные давления. Словно расплавленная магма, движутся по трубопроводам растворы. Они смешиваются, вступают в реакции и снова выпадают, как снег, как хлопок, на дно охлажденных резервуаров.

- Вы удивляетесь, что тут мало людей? - со сдержанной улыбкой говорит Акимов. - У нас везде так. Химия... Два парня в цехе, а продукции нарабатывают за добрую тысячу.

- Это и называется - высокая производительность труда?

- А как же иначе? Мы же химики! Не зря нас, химиков, называют людьми профессии будущего.

...Мы в здании компрессорной. Сливаясь в полуразмытый круг, беззвучно вращаются маховики компрессоров.

- Здесь получают жидкий воздух, - поясняет Акимов. - И как вы думаете, для чего? Из него делают хлеб. Не верите? Могу рассказать, как это делается.

Выступал у нас недавно приезжий цирк. Народу набралось во Дворце культуры - не пробьешься. Выходит на сцену веселый молодой человек, фокусник, и начинает такое показывать - глазам своим не веришь. То у него из воздуха на ладонь шарик падает, то колода карт, то зажженная папироса. После спектакля ребята окружили артиста и спрашивают: "Как это вы из воздуха зажженную папиросу достаете?" Тот объясняет... А ребята ему: "Мы хлеб из воздуха делать научились - выходит, а вот зажженные папиросы пока что не получаются".

Теперь уже артист удивляется, - с увлечением продолжает рассказывать Акимов. - "Как это хлеб из воздуха?" Они ему объясняют:

"Дело в том, что компрессорный цех - это только часть огромного производства азотных удобрений. В свое время азот называли мертвым газом, а он, оказывается, как раз самый что ни на есть живой. Сжимают воздух, разделяют его на кислород и азот. И пускают азот в производство".

Это же Прянишников сказал: "Если бы не вода, азот самый могущественный", - продолжает увлеченно рассказывать Акимов. - Мы из него аммиачные удобрения делаем - аммиачную селитру и аммиачную воду. Вот почему и говорим: "Хлеб из воздуха". Ведь удобрения на полях - первое дело. Однако мы с вами заболтались, - забеспокоился Акимов. - Вас, вероятно, больше всего заинтересует Центральный пост управления? Сегодня кибернетика пошла в ход почище химии.

Мы входим в просторное помещение, освещенное врывающимися в окна косыми колоннами солнечных лучей и длинными полосами ламп дневного света под потолком.

Так вот он, Центральный пост, ради которого я приехал сюда! Действительно, он производит ошеломляющее впечатление. Вдоль стен стоят серо-стального цвета металлические ящики. Эти своеобразные кирпичики заполнены электроникой. Из таких глыб в давние времена складывали крепостную стену, а сегодня складывают умную кибернетическую машину. Возле магнитофонов возятся монтажники. Людей не очень много - пунктов магнитной записи гораздо больше. Да в этом и нет ничего удивительного. Здесь, на тонкой коричневой ленте, крохотными магнитными всплесками записаны десятки команд. Они сверяются с показателями кибернетической машины, поступающими со всех концов комбината, из различных его цехов. Температура, давление, химический состав сырья и продукта, влажность - все это по проводам в виде электрических показателей притекает сюда, в сердце электронной машины. А она, словно обдумав и взвесив все, дает необходимые команды цехам, управляя сложнейшим производством всего комбината.

Да, я согласен с теми, кто убежден, что автоматическому управлению в первую очередь поддаются химические предприятия. Ведь здесь очень мало людей в цехах. И, вероятно, их совсем может и не быть, если тонкие нервы проводов передают из цехов в Центральный пост ритмичное дыхание жизни всего завода. И обратно - если пост берет на себя команду всем предприятием.

- Мы скоро заканчиваем монтаж Центрального поста, - поясняет Николай Иванович Авдюшин - уже не молодой инженер, аккуратно выбритый, в модном, безукоризненно отглаженном костюме. Он здесь самый старший. Он кандидат наук, инженер-кибернетик.

- Пожалуй, еще с месяц провозимся... - вступает в разговор широкоплечий, черноволосый парень в ковбойке, напоминающий красно-коричневым загаром вождя краснокожих. Это Петя Кузовкин - спортсмен и заводила.

- А тебе все не терпится! - перебивает его Нина Охотникова, тоненькая девушка, подстриженная под мальчишку. - Тебе бы только в футбол гонять! - Она поворачивается к нам: - Он у нас больше о мяче думает, чем о работе.

- Разве так можно, Нина?! - сопротивляется Кузовкин. - Тебе еще и поверят...

Молчит только Коля Трошин. Трудные у него дела: монтаж математической машины затягивается, а на носу зачеты в вечернем институте. Он оброс, глаза красные - видно, парень не высыпается.

Вот, пожалуй, и все, кто занят монтажом кибернетической установки.

Я с интересом приглядываюсь к этим ребятам, привычно и ловко орудующим в электронных внутренностях ящиков-кирпичей, забитых всевозможными приборами. Невольно прислушиваюсь и к их разговору. Видимо, он начался давно. Я улавливаю только клочки беседы. Мне хочется записать их в блокнот, но профессиональная привычка журналиста останавливает меня: никогда не делай записи на глазах у тех, кто говорит.

- Я догадываюсь, откуда прислали эту умницу, - говорит Петя Кузовкин, орудуя паяльником. - Из Киева. Говорят, там наша машина работала, в вычислительном центре. Это не что-нибудь - машина-энциклопедист!

- Я вот тоже хочу знать как можно больше, - говорит Нина. - Хоть всю жизнь учись - все тебе мало...

- Всю жизнь, - грустновато соглашается Коля Трошин. - Только вот жить хочется побольше. Хочется дожить до коммунизма - и чтобы молодым оставаться.

- Ишь чего захотел, - бормочет Кузовкин.

- А по-моему, ребята, вы заблуждаетесь, - говорит Николай Иванович. - Насколько я знаю, машина прибыла к нам совсем не из Киева, а, возможно, с одной из станций наведения космических кораблей.

- Это же просто фантастика, - бойко констатирует Кузовкин.

- А почему бы и нет?

- Быть не может!.. - удивляются все.

- Ой, как интересно! Неужели она знает, как Гагарин выходил на орбиту? - волнуется Нина. - Невозможно поверить... Неужели она слышала, как билось его сердце, как он дышал там, в космосе?

Предположение Николая Ивановича вызывает бурную реакцию. Каждый хочет сказать свое слово. Вдруг серо-стальные кирпичи электронной машины приобретают для всех нас неожиданное значение.

- Ну что ж, пускай она теперь поработает на Большую химию, - говорит Коля Трошин. - Раз машина такая умная, уж мы как-нибудь обучим ее и нашему делу.

- Да, но ей будет у нас скучно без романтики. Космические корабли - и вдруг химический завод, - вздыхает Нина.

- Почему - без романтики? - перебивает ее Николай Иванович. - Мне кажется, машина у нас как раз на своем месте.

Но на этом разговор не закончился. Коля Трошин - парень дотошный, и я благодарен ему, что он затронул тему, которая давно и настойчиво волновала меня.

- Вот я, Николай Иванович, все один вопрос обдумываю, - высказал свое заветное Коля, на мгновение отрываясь от работы и размахивая паяльником, как регулировщик на перекрестке. - Еще раньше неандертальца, говорят, жил на свете обезьяночеловек. У Энгельса так и написано: "Когда обезьяночеловек впервые взял в руки орудие..." Я не знаю, что это было - палка или камень, - но только взял он в руки орудие и стал очеловечиваться. Труд заставил его развиваться по-новому. Потом человек приручил огонь, начал использовать пар, изобрел электричество и добрался до электроники, атомной энергии, до космоса. И вот химией, вроде нас, занялся. Это все верно. Но всегда человек стремился облегчить свой физический труд. А мы с вами чем заняты? - И Коля указал паяльником на серо-стальные кирпичи машины. - Что мы с вами, облегчаем физический труд? Как бы не так! Наша машина умная. Она стала орудием не наших рук, а нашего разума...

Николай Трошин обвел своих товарищей - монтажников - серьезным и встревоженным взглядом.

- Кто знает, может быть, сегодня мы начинаем новую эволюцию? Как вы думаете, Николай Иванович? Палка - рычаг для мускулов. Кибернетическая машина - рычаг для мысли, для нашего мозга...

Николай Иванович Авдюшин с интересом слушал Колю Трошина. Затем он улыбнулся своим мыслям и подчеркнуто небрежно ответил:

- Кто его знает? Поживем - увидим.

- А что же тогда с нами станет после такой эволюции? - растерянно спросил Кузовкин. Все рассмеялись.

Было уже десять часов вечера, когда мы расходились. Монтаж машины затягивался - все нервничали и засиживались допоздна. Приемные блоки были уже смонтированы, но самым трудным было создание программы управления заводом. С программой не все ладилось.

Я задержался на Центральном посту управления. В широкие окна заглядывала темнота. Еще более четко разрезали потолок яркие линии люминофоров. Не знаю, что заставило меня подойти к машине. Вряд ли это было простое любопытство. Я нажал на клавишу управления, хотя отлично понимал, что делать этого не следует. Почти инстинктивно опустился палец на пластинку клавиши.

...И вдруг я окаменел. Машина заговорила. Кибернетическая машина говорила спокойно, почти бесстрастно, каким-то чужим, металлическим голосом. Не ручаюсь, что я точно записал этот неожиданный разговор, восстановленный по памяти. Я слишком растерялся, чтобы записать его даже тогда, когда вернулся в гостиницу. Только на следующее утро попытался я восстановить в памяти наш разговор с машиной. Но разговор этот имел решающее значение для написания книги.

С этого вечера я ежедневно беседовал с машиной, встречаясь с нею с глазу на глаз. Наши разговоры с каждым днем волновали меня все больше и больше. Мой электронный собеседник был умным и опытным спорщиком. Часами я просиживал в библиотеке, торопливо листая страницы журналов и книг, в поисках ответов на вопросы, которые ставила передо мной машина. Ей хорошо. На ее стороне электрическая память и чудесная программа, заложенная целым институтом. А мне каково? Вы сами понимаете, что в таком разговоре я должен быть во всеоружии. Ведь я говорил с машиной не только от своего собственного имени, но и от имени Человека, спорившего с Машиной. Вот почему из десятка книг и статей, просмотренных мною за день, у меня вырастали страницы записей - своеобразные конспекты на ту или иную тему.

Сегодня я восстанавливаю в памяти наши вечерние споры с машиной. Свои записи я предоставляю вам, читатели. Я хочу, чтобы вы ознакомились с конспектами: ведь они были так необходимы мне в часы ночных разговоров с машиной.

5 мая, вторник. Наш первый, записанный по памяти, разговор с машиной.

- Здравствуйте, - внятно прозвучал чуть глуховатый, металлический голос. - Я слышал все ваши разговоры. Не удивляйтесь. Машины моего класса обладают слухом. Однако я не успел представиться - меня зовут Кибер, от слова "кибернетика". Лет двадцать пять назад от этого слова шарахались, а сегодня оно звучит обыденно. Кстати, вы знаете его происхождение?

Автор: Безусловно... Но что ты знаешь об этом слове?

Кибер: Его когда-то случайно обронил наш старый друг Андре Мари Ампер. В своем очерке по философии наук в рубрике за номером 83 Ампер поместил предполагаемую, новую науку - кибернетику. Слово "кибернетес" по-гречески означает "рулевой", "кормчий". Кибернетика в Древней Греции - наука о кораблевождении. Видимо, Ампер понимал под новой наукой науку об управлении.

Автор: Да, но ведь кибернетика, по существу, появилась совсем недавно. И вряд ли Ампер предполагал, что она приобретет когда-нибудь сегодняшний характер.

Кибер: Это справедливо. Современную кибернетику создал Норберт Винер. Когда он решил дать имя новой науке, он прибегнул к греческому языку. Это своего рода традиция. Наука о наиболее выгодном, или, как говорят, оптимальном, управлении. Тут и вспомнилась ему кибернетика Ампера. Наука новая, а вот характер людей, как я посмотрю, старый.

Автор: Прости, но я не пойму, о чем ты говоришь?

Кибер: Как о чем? А разговоры, которые я слышал сегодня? Удивляюсь, откуда они все знают?.. "Машина из Киева". "Машина из Байконура". Конечно, из Киева! Ведь меня собирали когда-то в Институте кибернетики и даже предполагали сделать чуть ли не энциклопедистом, заполнив мою память всем, что необходимо обычной интеллигентной машине.

Автор: Как же ты попал сюда, на комбинат?

Кибер: О, это длинный путь! Кстати, Николай Иванович был прав: я действительно имел отношение к запуску космических кораблей.

Автор: Поразительно!.. И что же, ты участвовал в запуске космонавтов?

Кибер: До сих пор не могу успокоиться. Когда Гагарин, поднявшись в кабину корабля, произнес слова, известные теперь всему миру: "Ну что ж, поехали!" - у меня на минуту даже сознание помутилось. Однако я быстро взял себя в руки.

Автор: А ты не обижен, что тебя прислали сюда на комбинат? Такая прозаическая работа!

Кибер: Нет. Я ведь, так сказать, универсал.

Автор: Как это понимать?

Кибер: Да очень просто. Я держу в памяти огромное количество разного рода информации, которая может быть использована для многих целей. Я могу выдавать справки по самым разнообразным вопросам, могу производить расчеты, могу следить за ходом производства и корректировать его.

Автор: Да ты же совсем разумная машина, Кибер!

Кибер: Это зависит от того, как понимать значение слова "разум"?

Автор: Вот тебе первое задание на испытание памяти. А ну-ка, что у тебя хранится в запасе по вопросу: что такое разум?

Кибер замолк. Казалось, он сосредоточивается. Лишь едва слышимые щелчки переключений нарушали тишину поста управления. Затем он заговорил спокойно и размеренно.

Кибер: "Разум есть способность видеть связь общего с частным". Иммануил Кант. "Разум человека развивался соответственно тому, как человек научился изменять природу". Фридрих Энгельс. "Наука и опыт - только средства, только способы собирания материалов для разума". Михаил Ломоносов. "Человек живет не тем, что он съедает, а тем, что переваривает. Положение это одинаково справедливо относится как к уму, так и к телу". Беньямин Франклин. "Следует свой ум углублять, а не расширять и, подобно фокусу зажигательного стекла, собирать все тепло и все лучи своего ума в одной точке". Гельвеции.

Автор: Стой, Кибер! Если тебя не остановишь, ты любого задавишь своей эрудицией. Но все, что ты говоришь, относится к разуму человека. А как же с назначением разумной машины?

Кибер замолчал. Вновь что-то защелкало - видимо, там, в глубинных недрах электронной машины, происходили какие-то процессы. Внезапно он заговорил снова.

Кибер: Человеческий разум и машина разума... Об этом задумывались давно. "Голая рука и предоставленный самому себе разум не имеют большой силы. Дело совершается орудиями и вспоможениями, которые нужны не меньше разуму, чем руке". Бэкон.

Автор: Так это же и есть главное! Я согласен с Бэконом: разумная машина должна служить "вспоможением" разуму человека.

Кибер: Не торопитесь с выводами. Об этом еще много спорят сегодня...

Поток цитат выдающихся умов человечества сбил меня с толку. Я понял одно: надо во всем разобраться. Первая задача - быть во всеоружии, идя на штурм тайны разума.

Я заперся в библиотеке и начал готовить генеральное наступление. Это было нелегко... Но к вечеру первый конспект уже лежал у меня перед глазами. Вот он...

Василий Дмитриевич Захарченко, 1975 год